Юродивый

Ответа, как и прежде не последовало. Нужно было определяться и попытаться что-нибудь предпринять, не просто же так лежать в прелой соломе, слушать однообразный скрип несмазанных колес и ждать, чем все это кончится. Я попробовал пошевелить пальцами, проверяя, как надежно меня связали. Пальцы не слушались, вернее, я их вообще не чувствовал. Это говорило о том, что скрутили меня крепко, и в кистях нет кровообращения.

Примерно в такую же передрягу я уже попадал в 1901 году. Тогда я был вынужден бежать из двадцать первого века, спасаясь и от продажных властей и от бандитов. Перемещаться во времени пришлось на не апробированном аппарате. «Пронзая просторы времени», я потерял сознание, и свалился посередине поля. Местные крестьяне, увидев невесть откуда появившегося человека, связали меня по рукам и нога и повезли сдавать начальству. Тогда все обошлось. Впрочем, тогда и время было другое и врагов у меня столько не было. Теперь все получалось похоже, но при других обстоятельствах.

— Но! Залетная! — вдруг, закричал ямщик высоким, каким-то не мужским, а скорее высоким женским голосом, словно демонстрируя, что если не со слухом, то с речью у него все в порядке.

— Эй, земляк, — опять позвал я, — куда мы едем?

Ямщик сидел на облучке как каменный.

— Дай воды! Слышишь, остолоп, я к тебе обращаюсь!

Увы, и эти мои призывы остались без ответа. Тогда я закрыл глаза и попытался расслабиться и отвлечься от мучительной тряски и продольной тележной жерди, о которую, когда колеса прыгали по ухабам, гулко бился голова.

«Хорошо в такой ситуации индийским йогам, отключится и ни о чем не думает, а тут, болит все тело, в голове сплошная каша», — размышлял я, и попытался представить себя на мягком диване, в уютном кабинете с книгой в руке.

Представить это не удалось, вдруг телегу так тряхнуло на колдобине, что я отключился безо всякого самовнушения. Очнулся, когда мы уже стояли. Едва я осторожно приоткрыл глаза, как сверху показалось чье-то незнакомое лицо: борода до глаз, красная шапка до бровей, внимательные глаза. Я смежил веки, подсматривал сквозь ресницы.

— Да он живой ли? — спросили полные красные губы, обнажая крупные желтоватые зубы.

— Живой, живой, Харитон Тимофеевич, — ответил заискивающим дискантом возница. — Надысь голос подавал.

— Что-то не похоже, развяжи его, а то совсем окочурится.

— В колодки его забить или как?

— Пока не нужно, а там посмотрим, — распорядился красными губами бородатый.

Надо мной наклонился возница, которого я только теперь увидел. У него оказалось круглое, изъеденное оспинами лицо, заросшее какими-то клочками редких волос. Он принялся развязывать веревку, не обращая на меня никакого внимания.

Я молчал, позволяя ему ворочать себя с боку на бок. Наконец он вытянул из-под меня последний конец веревки и начал сматывать ее в аккуратный моток.

— Кузьма, — обратился он к кому-то невидимому мной со дна телеги, — помоги мужика вытащить, мне одному не справиться.

Подошел еще один участник действия. Он посмотрел на меня сверху вниз припухшими будто со сна глазами.

Подошел еще один участник действия. Он посмотрел на меня сверху вниз припухшими будто со сна глазами.

— Здоровый, — оценил он мое распростертое тело, — надо бы от греха подальше, забить в колодки.

— Харитон не велел, — равнодушно откликнулся возница. — Мне что больше всех надо?

Мужики подхватили меня, один под мышки, второй за ноги и с натугой перевалили через борт повозки. Я расслабил тело, безжизненно запрокидывал голову, обвисал руками, словом, как мог правдоподобно, симулировал бессознательное состояние.

— Тяжелый, анафема, — отдуваясь, пожаловался женоподобный возница, — всю дорогу ко мне приставал, сразу видно дурак дураком, даже не понял куда попал.

Они небрежно опустили меня на траву и теперь, отдыхая от натуги, мирно беседовали.

— Где его словили? — поинтересовался тот, которого возница называл Кузьмой.

— На дороге, Пантелей повалил. Ловок он, собака, за два дня, считай, с десяток беглых поймал.

— Этот тоже беглый? Что-то он на крестьянина не похож.

— Кто их разберет, которые беглые, которые просто бродяги, — небрежно ответил рябой возчик.

Когда я услышал разговор и понял, что попал к этим людям случайно, как беглый крестьянин, у меня сразу отлегло от сердца. Отбиться от боярских наймитов было значительно сложнее, чем от доморощенных стражников, водворяющих крепостных крестьян их владельцам. Однако показывать, что ко мне вернулось сознание, все-таки не спешил, продолжал неподвижно лежать на земле.

Дальше мужики повели разговор о своем. Сначала я ничего не понимал, речью они владели плохо, говорили косноязычно и употребляли слишком много слов, не имеющих отношения к делу, так что смысл разговора для непосвященного человека терялся. К тому же мне было не до подслушивания пустопорожней болтовни. Голова раскалывалась от пульсирующей боли, все в ней ощущалось каким-то зыбким, студенисто-трясущимся и страшно было представить, что когда-то придется вставать, делать усилия, что-то предпринимать.

К счастью меня больше не беспокоили и боль постепенно начала тупеть, становиться не такой резкой, и окружающее начало постепенно приобретать свои исконные формы. Я уже сквозь прикрытые веки смог рассмотреть старую пожухлую траву возле лица, увидел черного с зеленоватым отливом жука, пробиравшегося через частокол стебельков. Жук шевелил длинными усами, перебирал лапками, останавливался, думал о чем-то и вновь бросался на штурм непроходимых джунглей.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104