Глава 19
Мне казалось, что этот день никогда не кончится. Утром, дождавшись, когда крестьяне разойдутся, мы с Полканом отправились в лес за Марфой. Одна в ночном лесу оно пережила несколько трудных часов, но держалась молодцом. Когда я подошел к ней, пыталась даже улыбаться. Я рассказал ей о последних событиях и гибели ее врага. Однако девушка так переволновалась, что плохо слушала, думала о своем, машинально кивая головой.
— Теперь ты сможешь вернуться домой! — бодро сказал я, оканчивая рассказ, как говорится, на оптимистической ноте.
— Домой?! — почти с ужасом воскликнула она. — К мачехе?!
— Ну, в общем-то, не к ней, а к отцу, — попытался я смягчить предложение.
— К отцу! — только и сказала она и сделала такое лицо…
Ну, кто не знает, какие лица бывают у женщин, когда предложение им не нравится!
— Марфуша, понимаешь, — начал мямлить я, — мне, скорее всего, придется уехать, и я не знаю, что меня ждет…
Она молча слушала, а я чувствовал себя законченным негодяем, соблазнившим невинную девушку и тут же придумывающим отговорки, что бы ее бросить. Это усугублялось еще тем, что ей действительно некуда было податься. Никому не пожелаю оказаться в такой ситуации. И ее и моей.
— Ну, не хочешь возвращаться к отцу, может быть, у тебя есть родственники по материнской линии? Какие-нибудь тетки, дядьки?
— Никого у меня нет, — грустно ответила она, — да ты за меня не бойся, как-нибудь проживу, а нет, так омут для меня всегда найдется…
— Брось ты, какой еще омут, все уладится. Да я еще не знаю, уеду или нет, — пошел я на попятный, — Может быть, еще все и образуется…
Она не ответила, отвернулась, чтобы вытереть слезу и покорно кивнула. Ну, какой нормальный мужик устоит в такой ситуации!
— Ладно, пошли в село, — бодро сказал я, — как-нибудь прорвемся, где наша не пропадала!
Я подсадил девушку на лошадь, взял коня за узду и вывел на тропинку. Однако сразу уйти нам не удалось. Полкан, вместо того, чтобы последовать за нами, сел на задние лапы и остался на месте.
— Полкан! — позвал я.
— Полкан! — позвал я. — Мы уходим, пошли!
Пес посмотрел на меня своими желтыми глазами, широко зевнул, показывая мощные клыки, розовый язык и темное нёбо, и остался сидеть на месте. Это меня удивило. Я передал поводья Марфе, попросил подождать, и вернулся разбираться с собакой.
— Ну, ты что упрямишься? — спросил я пса, садясь перед ним на корточки.
Теперь наши глаза оказались на одном уровне, Собака смотрела, не мигая, и у меня возникло чувство, что она пытается мне что-то сказать. В голове неведомо почему появилась мысль, вполне здравая, если бы дело касалось человека, но странная в отношении животного.
— Ты не хочешь идти со мной? — спросил я, переводя неясный позыв в словесный эквивалент.
Полкан опять зевнул, тихо заскулил и, можете мне не верить, кивнул головой. Я, было, решил, что это простое совпадение, но он сидел и смотрел мне прямо в глаза. Мы так и глядели друг на друга, пока я опять не спросил:
— Ты считаешь, что мы с тобой в расчете?
Пес снова зевнул, потом неожиданно лизнул меня в нос теплым, влажным языком, встал и, круто повернувшись на месте, затрусил вглубь леса.
— Полкан! — позвал я, но он не обернулся и исчез между деревьями.
— Что случилось? — встревожено спросила Марфа, когда я подошел к ней. — У тебя какое-то странное лицо.
— Ты веришь в оборотней? — спросил я, не ответив на вопрос.
— Конечно, верю, — серьезно сказала она.
— Так вот, похоже, Полкан такой оборотень.
— Полкан? Но ведь он добрый!
— Выходит, что существуют и добрые оборотни, если он, не что-то другое.
— Да? — ничего не поняв, произнесла она. — А где он?
— Ушел…
— Как ушел, от нас?
Я кивнул и взял у нее из рук поводья.
— А он скоро вернется? — спросила она, когда мы уже выходили из леса.
— Боюсь, что никогда.
На душе у меня было муторно. Наверное, к домашним животным мы привыкаем еще больше чем они к нам и, расставаясь, грустим.
Спустя полчаса мы оказались в имении. Настроение у его обитателей было соответствующее несчастьям, внезапно на них обрушившимся. Какой бы сволочью, ни был покойный Кошкин, для детей он был родным отцом. Младшие ребятишки еще до конца не осознавали, что случилось с родителями. Они, когда попривыкли к мрачной обстановке в доме, даже начали шалить и баловаться. Старшие, а их было трое, семнадцатилетняя Дарья и две младшие сестры, девочки-погодки, одиннадцати и двенадцати лет, ходили с красными от слез глазами. Утешать их у меня не поворачивался язык, зато, казалось бы, примитивный и грубый запорожец, оказался таким тонким и внимательным человеком, что у меня второй раз за сегодняшнее утро произошла, что называется, переоценка ценностей.
После всего, им пережитого за последние дни, физических мучений, казак находил в себе силы ласкать и развлекать младших детей, быть предельно внимательным к старшим девочкам. То, что он запал на Дарью, сомнений не было, да и кто бы на его месте устоял, особенно после того, что продемонстрировал ему Кошкин, и пуританских законов Сечи!
Наблюдать чужую влюбленность всегда немного забавно, видишь в ней слабые отголоски собственной подобной неуравновешенности, что-то узнаешь, но искренне считаешь, что ты сам в тех же обстоятельствах, выглядел значительно достойнее. Я про себя хмыкал, когда видел, как трепетно, с повышенным уважением относится он к девушке.
Я про себя хмыкал, когда видел, как трепетно, с повышенным уважением относится он к девушке. Он вел себя так, словно пытался загладить, заставить ее забыть омерзительный поступок отца.
Марфа оказавшись в новом месте, с новыми людьми, немного дичилась, и в общении с Дарьей Кошкиной у нее тотчас проявился дух соревнования. Обе девушки были молоды и хороши собой, но непонятно, кто лучше и краше. Поэтому каждая старалась отыскать ответ во взглядах и оценках окружающих.