А чужак одним движением стащил пленницу с коня и пояснил, что это дочь врага. Убивать нельзя, слишком уж легко тогда отделается — тут вожди переглянулись и важно кивнули. Месть это дело такое, неспешное. Готовится куда дольше, чем плов, но зато и сладостнее её нет в подлунном мире ничего.
— Но хорошему человеку продать — почему бы и нет?
Торговец, на которого Зулька уже и краем взгляда смотреть брезговала, принялся развязывать своей добыче повязку с глаз. Ругнулся, обнаружив, что узел запутался, разрезал ножом…
Впоследствии девушка не раз вспоминала не то, что произошло потом. А именно вот это первое впечатление, когда привезенная красавица неспешно открыла глаза и подняла на затаившую дыхание толпу взгляд. Медленно, как восходящее солнце, столь же волнующе и неотвратимо. Каждый ждал и отчего-то боялся, и вот наконец, чудо свершилось. Сине-зелёные глаза её словно впитали в себя всё вокруг — мягкую прелесть весеннего утра, разномастное сборище замерших людей и коней, широкую и ровную как стол степь.
И троих шаманов, словно по уговору поднявших и нацеливших свои волшебные камни.
Да вот только, не успели они. Взор красавицы вдруг полыхнул ярче тысячи солнц, и широким кругом во все стороны раскатилась испепеляющая огненная волна… Как будто кичась своей силой, она в прах и пепел обращала на своём пути и жилистого воина, и гордого вождя. Не пощажён оказался ни стар, ни млад — но не успевшая даже зажмуриться Зулька отчего-то продолжала видеть всё как прежде, словно всемогущее пламя неведомым образом обогнуло её стороной.
Судорожно сглотнув, девушка обнаружила, что в глазах уже темнеет, и осторожно вдохнула воздуха. Грудь тут же обожгло гарью и тошнотворной вонью горелой плоти — едва не вывернуло. Но стоило скосить глаза, как рядом обнаружились живыми и невредимыми остальные рабыни…
— Это ты хорошо придумала, накрыли скопом сразу троих. Как лисий выводок в норе, — Лен, не обращая внимания на заливавшую лицо Эльфире бледность, покопался в хрустящем пепле и вскоре добыл три неярко мерцающих кристалла.
Ещё тёплые от сжимавших их рук, они смущали ум и легонько покалывали пальцы остренькими гранями. И в их дробном постукивании парню почудились предсмертные крики заживо горящих людей, пепелища на месте городов и зарницы былых сражений. Как странно. С виду всего лишь мутно светящиеся невзрачные камешки, однако на самом деле скопище, концентрация Силы. В руках творящего добро они могут успокоить набросившийся на поселение ураган или разнести в щебень мешающую проложить дорогу скалу.
Но в ладонях безумца… да будет проклята война!
Лен вздрогнул и очнулся. Он сунул добычу в крепкий замшевый мешочек, тщательно завязал и тут же спрятал тот обратно за пазуху. А сам продолжал старательно балагурить, пытаясь отвлечь полуэльфку от слишком уж вдумчивого созерцания раскинувшегося вокруг зрелища. Огонь не пощадил ни единого кочевника — волна разнеслась отсюда до горизонта во все стороны. Осторожно ржали лошади, в луже грязи неуверенно шевелились рабы, и чей-то ребёнок зашёлся среди них истошными воплями.
— Да буду я проклята, если ещё раз утворю такое, — та аристократически поморщила носик на витающие в воздухе гнусные ароматы и побледнела бы ещё больше, если бы её личико было к тому способно.
— А ещё раз и не потребуется, тут всё кончено. Остальных поодиночке брать будем, — отозвался Лен и хозяйски огляделся. — Всё равно кто-нибудь из дозорных воинов вдали да уцелел. Остальные кланы предупредят, те стеречься и хорониться станут…
Он осуждающе покачал головой, завидев исхудавших и ободранных живых. Крикнул, чтоб забирали всё, что понравится, коней, и уходили на полудень — там ни единого кочевника не осталось, а вдоль морского берега патрулируют корабли.
Зульку словно кто бревном по голове ударил, даже в ушах легонько зазвенело, словно сквозь вату. Это что же, свобода? Одно только это слово пьянило, манило и кружило, как глоток свежего воздуха. Но даже сквозь охвативший хладный туман оказалось слышно, как рухнувшая на колени Вельха истово молилась, и торопливо роняемые слова её словно огнём впечатывались в самую душу:
— Спасибо, дева Лилит — прислала заступницу, ослобонительницу, — Зулька ничего не успела понять, как и сама проворно приняла ту же позу и со всем пылом новообращённой принялась отбивать поклоны в сторону уходившей на полуночь неистовой и грозной воительницы со взглядом цвета южных морей. А её помощник не иначе как и есть демон! Но может быть, то и вовсе сынок её? С волосами цвета ночи и белой как снег душою.
Воочию видели сие, самотужки слышали всё оное, и истинно свидетельство наше…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НАД БЕЗДНОЙ
Лес кричал. Нет, на самом деле, чужой здесь не приметил бы ничего такого. Не шелохнулся листочек, не пискнула встревоженная пташка, и даже выползший погреться на солнышко дух из-под старого пня блаженно растёкся под пронизывающим теплом лучами. И всё же, замершая чащоба вопила от переполнявшей её боли и усталости.
Лесной кот таки увёл погоню от затаившейся в буреломе самки с детёнышами. Не колебался он подставлять свою драгоценную шкуру под обжигающие стрелы охотников, под оскаленные морды собак и щекочущую магию загонщиков. И всё же, в самый последний момент ускользал, дразня и маня своей близостью, заводя пуще прежнего разгорячённых кажущейся близостью победы преследователей. Прилежно он сплетал прихотливые петли следа и тут же скидывал их — всё, как учили предки. И тянул, тянул подальше сколь хватало сил.