— Бог услышал наши мольбы! — выкликнул главный в молчаливо стоявшую толпу. — Он принял нашу жертву, так воспоем же ему хвалу!
Толпа запрокинула головы вверх и затянула вслед за ним протяжную песню, похожую скорее на панихиду, чем на хвалу. На лица людей упали первые капли дождя.
— Быстро ты обернулся! — одобрительно воскликнул Воин, когда Маг снова появился перед ним. — Ты что?нибудь выяснил?
— Да.
— Садись.
— Садись. — Он освободил половину сиденья на колеснице. — Рассказывай.
Маг хмуро уселся рядом с ним.
— Что?то ты понурый, — взглянул на него Воин.
— Попробовал бы сам, — проворчал Маг. — А то мозоль здесь насидишь, пока сверху пялишься.
— Кто?то же должен…
— Знаю, — перебил его Маг. — Ну, если должен, то сиди.
— Да не тяни ты, рассказывай. Что ты узнал?
— Видишь ли, погода там засушливая. Если я правильно понял, люди приносят человеческие жертвы не везде, а только в засушливых районах?
Гелас взглянул вниз:
— Пожалуй, да.
— Дело в том, что таким образом они могут влиять на погоду. Конечно, они совершенно не понимают, как это происходит. Один человек — пока еще слишком слабый и неумелый творец, чтобы сознательно вызвать дождь, но толпа людей может создать условия, при которых он пойдет. Человеческое горе резко усиливает потребление энергий высших планов этого мира, а изменения на тонких планах влекут за собой изменения на плотном плане. Жертва вызывает горе, горе вызывает дождь, но люди ничего не знают о высших планах, поэтому им кажется, что жертва вызывает дождь. Они считают — чем ценнее жертва, тем вернее смилостивится бог, но на самом деле — чем больше горя, тем сильнее их собственное влияние на стихии.
— Но ведь жертва может и не помочь, — задумался Гелас. — Наверняка это действует не всегда.
— Видимо, достаточно часто, чтобы стоило попробовать, — заметил Маг. — А неудачу легко свалить на бога: ну, не захотел он сегодня смилостивиться, ничего не поделаешь.
— Боюсь, что эта практика может распространиться не только на погоду, — высказал опасение Гелас.
— Наверное, так и будет, — согласился с ним Маг. — Подлинных причин успеха кровавой жертвы люди не знают, а бога можно попросить о чем угодно. Видимо, это неизбежный этап их развития.
— Ничего, скоро у них будут настоящие боги, — оптимистично отозвался Гелас. — Император сделал объявление, и первые из Сил уже прибыли сюда. Заинтересовались все, хотя он никого не обязывал. Даже те, кто не вылезал из Тартара, оставили свои состязания, чтобы взглянуть на этот мир.
Это означало, что в плотный мир людей заявились и Хтон, и Эрида, и вся остальная тартарская компания.
— Не уверен, что это к лучшему, — качнул головой Маг.
— Я тоже.
Маг с Воином понимающе переглянулись. Однако законы не допускали ни малейшего неравенства среди Сил. Император мог призвать к сотрудничеству либо всех, либо никого.
И к людям явились сонмы богов. Они разлетелись по миру, по расам, выбирая деятельность по вкусу и склонностям. Некоторые так увлеклись новым делом, что взялись присматривать сразу за несколькими расами. Кто?то предпочел суровых, воинственных северян, кто?то — хрупких южан. Нашлись и такие людские сообщества, которые приглянулись даже любителям тартарских боев, к глубокой досаде Геласа, считающего себя главным ответственным за судьбу и развитие этого мира. Рыжий был уверен, что люди, и без того падкие на дурное, не научатся от них ничему хорошему, но ничего не мог поделать с этим. Он не мог запретить им выполнять приказ Императора. Он возмущенно жаловался на них Магу, с которым заметно сблизился в последнее время.
— Ты посмотри, что они делают! — восклицал он. — Мало того, что они поощряют эти кровавые жертвы, они еще подстрекают людей на войны и убийства!
— Тартарские замашки, — пожимал плечами Маг. — Эрида вон тоже, можно сказать, нашла здесь себя. Она обожает ссорить других, а люди — просто благодатный для этого материал.
Она обожает ссорить других, а люди — просто благодатный для этого материал. Давно я не видел ее такой счастливой.
— Голову даю на отсечение, это не доведет до добра.
Маг усмехнулся про себя. Рыжий, конечно, набрался подобных специфических выражений у людей и употреблял их, как и они, не вдумываясь в смысл.
— Что ты ухмыляешься? — сердито спросил у него.
Маг понял, что лицо выдало его. С этими людьми он совсем растерял привычку прятать свои чувства.
— Просто я подумал, каких словечек наберутся у людей наши тартарские коллеги, — пояснил он. — После того как услышал, что говоришь ты.
— Да? Тьфу! Действительно… голова, отсечение. Мы начинаем рассуждать, как они.
— Да, еще неизвестно, кто на кого влияет больше, — хмыкнул Маг.
— Но, может быть, мы зря беспокоимся? Большинство наших работает добросовестно. В хорошем направлении, разумеется.
— Но теперь везде такое разногласие и пестрота духовных убеждений!
Гелас окинул мир мрачным взглядом:
— Как будто раньше там было слишком однообразно.
— Это кажущиеся различия, — успокоил его Маг. — Если взглянуть глубже, везде одно и то же. Духовные ценности едины.
— Это ты людям скажи, — недовольно проворчал Гелас. — Для их убогих головенок форма куда важнее духовного содержания. Я бы даже сказал, что они не видят ничего, кроме формы, обрядов, ритуалов, молитвенных текстов и тому подобного. При малейших религиозных разногласиях они глотки друг другу перервать готовы. Мало им было других причин!