Он вдруг ощутил безмерную усталость. Странное, непривычное Серову чувство; не было ни страха, ни отчаяния, ни даже физического утомления — тяготила ответственность. Не только за дюжину корсаров, что шли с ним сейчас, но и за всех людей на «Вороне», «Дятле», «Стриже» и «Дрозде», за тех, кто приплыл с ним из Вест-Индии, и тех, кто поднялся на палубы его кораблей, сбив рабские оковы. Что будет с ними? Он мечтал увести их на север, и там, в воспрянувшей от сна России, их разбойное прошлое было бы предано забвению, и каждый, кто пожелает, стал бы новым человеком, честным моряком. А без него останутся они ворами и бандитами, головорезами и душегубами… И Шейла, Шейла Джин Амалия и их дитя! Что будет с ними, если он погибнет?
Тягостные раздумья! Сам того не понимая, Серов вступал в период возмужания, в новую жизненную фазу, которой достигает не всякий человек, а лишь готовый поднять и тащить ношу многих. Такими людьми были вожди и полководцы, великие пророки и правители и множество людей помельче, ибо каждому доставался свой груз: кто отвечал за сотни судеб, кто — за тысячи и миллионы. Ноши разные, душевные муки и тревоги одинаковы…
Теснина сделалась шире и распалась на три ущелья, подобных отпечатку трехпалой драконьей лапы. Более крупный каньон сворачивал вместе с уэдом на северо-восток, и здесь река струилась спокойнее, без рева и грохота, а вдоль ее берега шла тропинка, явно натоптанная людьми.
Два других ущелья были сухими, более узкими и дикими; среднее тянулось к востоку, а крайнее шло южнее и резко поднималось вверх. Абдалла без колебаний направился в средний каньон, но Серов окликнул его и велел остановиться.
— Надо поразмыслить. Сейчас, — он прищурился на солнце, — пятый час или около того. Думаю, вечером нас не потревожат, но завтра… Завтра снова сядут на хвост.
— Что с того, капитан? — буркнул Форест. — Сунутся, так снова пустим кровь.
— Прах и пепел! Перебьем гадов! — поддержал его Морти.
Начался галдеж, но боцман и Брюс Кук, бывшие поумнее прочих, хранили мрачное молчание. Наконец Боб прохрипел:
— Пор-poxy мало… Так, капитан?
— Так.
— И что ты пр-редлагаешь?
Серов пожал плечами:
— Есть разные планы. Можно залезть на склон, дождаться сарацинов и сверху отстрелять собак, а заодно и турецких старшин. Можно проникнуть ночью в лагерь и поискать там порох и еду. Можно опять свернуть к побережью, пощупать, что там творится… Но все это — дела рисковые. Можно оставить ложный след — пройти в среднее ущелье, потом обмотать ноги травой, вернуться и двигаться в воде на северо-восток. Для этого мне надо знать, куда ведут эти теснины. — Он сделал паузу, затем спросил: — Что скажешь, Абдалла?
— Эта, — мавр ткнул пальцем в южный каньон, — идти чэтыре мили, пят, шест и далше — тупик. Будэм… как это по-англиски?.. да, попаст в капкан. Срэдная дорога лутшэ — идэт на гору, гдэ можна поднатся. К ночи будэм на пэревал. А та, гдэ уэд, опасна. Там кабил, балшое сэление.
— Селение… кабилы… — в задумчивости повторил Серов. — Ты уверен, Абдалла?
— Когда быт молодой, я ходит по этот горы от Си-ди-Ифни [102] до Тунис. Мой памят хороший.
— Значит, там деревня кабилов… — Серов повернулся лицом к потоку. — Не попросить ли у них помощи?
— Они чужих не любят, — напомнил Мартин.
— У нас есть золото. Мы можем заплатить, если нас приютят в селении. Можем купить еду и порох.
Деласкес покачал головой:
— Сожалею, дон капитан, но кабилы не торгуют ни пищей, ни своим гостеприимством, а пороха у них и вовсе нет. Что до золота, то они добывают его силой, отбирая у купцов и путников. Нам повезло, что мы с ними не столкнулись.
— Мы встретили мальчишку-пастуха.
— Он был шауия, мой господин. Это племя более мирное, а кабилы воиственны, жестоки и коварны.
Серов кивнул, не сводя взгляд с ущелья с уэдом. Потом сказал:
— Ты, Мартин, и ты, Абдалла, не раз говорили мне, что магрибцы не любят турок, а берберские племена питают ненависть к тем и другим. Если кабилы столь воинственны, не могли бы мы натравить их на людей Карамана? Мы дважды проходили мимо их деревень, и нас встречали камнями и стрелами. Но за нами той же дорогой шли турки и магрибцы! Мы бились с ними, и, быть может, кто-то из местных следил за этими сражениями. Во всяком случае, они слышали выстрелы и грохот взрывов.
— Слышали… Ну и что? — спросил Брюс Кук.
— Они же не идиоты. Легко понять, что мы отличаемся от турок и магрибцев. Мы их враги.
— Р-разр-рази меня гр-ром! Ты можешь говор-рить яснее, капитан?
— Враг моего врага — мой друг, — пояснил Серов и бросил взгляд на мавра. — Скажи, Абдалла, быстро ли разносятся вести в этих горах? — Он кивнул в сторону потока. — Знают ли про нас в этом селении?
— Да, дон капитан. Мне знакомы главный тропы, но быт другой, тайный, свой у каждый плэмени.
Мне знакомы главный тропы, но быт другой, тайный, свой у каждый плэмени. Новост здэс лэтит как птица.
— Если так, идем туда, — Серов решительно кивнул в сторону ущелья с рекой. — Далеко ли это селение?
— Солнцэ будэт спускатся к гора, пока дойдем.
— Значит, впереди вечер и вся ночь. За это время я успею придумать какую-нибудь провокацию.