— Приедут стражники, дон капитан. Каждому нужно дать два серебряных куруша. Тогда они позволят нам сойти на берег и принести дары начальнику порта.
— А бею? Деласкес усмехнулся:
— Мы слишком мелкие люди, чтобы нас допустили к владыке, но ему, конечно, тоже положен бакшиш. Его отдадим начальнику. Правда, никто не знает, достанется ли бею хотя бы часть этого дара.
— Ну, то не наше дело, — сказал Серов, глядя, как от пристани отвалила лодка с тремя стражами. Арабы, не турки, отметил он; видно, для турок служить в портовой охране считалось зазорным.
Стражники на палубу не поднялись — обменялись парой фраз с Деласкесом, получили свою мзду и отбыли восвояси.
— Начальник ждет синьора капитана с подношением, — пояснил Мартин Деласкес. — После этого можно выгружать товар. Начальник его осмотрит и возьмет седьмую часть.
— Седьмую часть! Лихоимцы, псы помойные! — прорычал Хрипатый. — На Тор-ртуге бр-рали десятину!
— Успокойся. — Серов похлопал боцмана по широкой спине. — Здесь мы разгружаться не будем.
Спустили шлюпку, а в нее — три ларца и длинный сверток. На весла сели мальтийцы, Серов, де Пернель и Деласкес разместились на носу и корме. Хрипатый, оставшийся на «Харисе», сорвал чалму, хлопнул ею о колено и пробормотал проклятие — ему было жалко ларцов, как и тех серебряных монет, что пошли стражникам.
Лодка уткнулась в мелкую гальку, и Мартин спрыгнул на берег.
— Сюда, дон капитан, и вы, сэр рыцарь… Стражи сказали, что смотритель порта сидит вон в той кофейне.
— Непыльная у него работа, — произнес Серов, покидая шлюпку.
Впереди, прокладывая дорогу в толпе рыбаков и грузчиков, шли Деласкес и два мальтийца, за ними — ага рейс со своим помощником; еще четыре морехода, тащивших подарки, замыкали шествие. На рейде, меж шебек, фелюк и тартан, стояли два торговых судна под французским флагом, и среди мельтешивших вокруг смуглокожих людей изредка встречались европейцы — то ли предатели-ренегаты, то ли честные скупщики краденого. Разглядев их, Серов совсем успокоился, поправил на голове чалму и буркнул на арабском: «Аллах велик!»
Кофейня, находившаяся в кубическом строении из беленого кирпича, была чистой, прохладной и совершенно пустой — видимо, смотритель ее абонировал под свою штаб-квартиру. Он тоже оказался магрибцем, а не турком — сонным на вид толстяком в широком белом балахоне, поверх которого был накручен полосатый шелковый хаик. Как положено чиновнику во все времена и в любой стране, он занимался важным делом: пил кофе и курил кальян. При виде Серова и его спутников с ларцами глазки смотрителя заблестели; он отложил мундштук кальяна и поинтересовался:
— Инглези? Франк?
Деласкес ответил, низко кланяясь, и физиономия смотрителя расплылась в улыбке.
— Как приятно встретить правоверных из людей севера! — молвил он на приличном французском. — Садись на эту подушку, почтенный рейс! И ты садись, ага помощник! — Смотритель хлопнул в ладоши и приказал слуге, возникшему словно из-под земли: — Кофе! — Потом его взор вновь обратился к Серову: — Скажи мне, рейс Мустафа, давно ли Аллах зажег свет истины в твоей душе? А заодно поведай, кто ты и откуда.
— Я жил в Марселе, эфенди, возил из Испании табак, вино и всякие иные мелочи, — сказал Серов. — Работал много, но был беднее последнего гяура, ибо вера моя не являлась истинной, а тем, кто заблуждается, Аллах не благоволит. Но два года и четыре месяца назад, попав случайно в Эль-Хосейму, я задумался о бедственной своей судьбе, пришел в мечеть, пал на колени и трижды возгласил: нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет — Его Пророк! С той поры дела мои поправились, и теперь я владею кораблем, храброй командой и ценным грузом.
История была вполне правдивая: мелкий контрабандист из Марселя, став мусульманином и пиратом, разжился кораблем и сколотил шайку, чтобы грабить бывших единоверцев. Вероятно, смотритель уже выслушивал нечто подобное; его глазки утонули в складках жира, руки взметнулись вверх, а голова склонилась над пузатым кальяном.
— Аллах дает, Аллах берет, Аллах посылает и отнимает, и все в Его руках и Его воле! — пробормотал он. — Что же послал тебе Аллах на этот раз? Надеюсь, твои трюмы не пусты?
— В них английское сукно, но торговать им здесь я не буду, — молвил Серов. — Я должен поставить эти ткани моему приятелю, купцу из Аль-Джезаира. Аллах не любит тех, кто нарушает обещанное.
Любезность чиновника как водой смыло — он лишался изрядных доходов. С раздражением отодвинув кальян, смотритель стиснул пухлые кулаки и грозно уставился на Серова.
— Здесь правит великий бей, потомок Хусейнидов! [88] И наш город ничем не уступит Аль-Джезаиру! — прошипел он. — Зачем ты пришел сюда, Мустафа, если не хочешь торговать на нашем базаре и платить пошлину нашему бею?
— Единственно, чтобы склониться перед великим беем и принести дары ему и тебе. — Серов щелкнул пальцами, и его мореходы раскрыли три ларца. — Здесь серебро для тебя, золото для бея и украшения его прекрасным женам. Кроме того, сабля, усыпанная индийскими рубинами, достойная руки владык… — Он вытащил из свертка драгоценное оружие. — Не гневайся, почтенный, прими мой скромный дар и позволь моим людям сойти на берег. Мы месяц в море, и нам нужны свежая вода и хорошая пища.