— Хватит! — прервала Юлька. — Мама, не чувствует он ничего, для него это только слова, а поп этим спасался. Наверно, дело не в словах, а в вере.
— А я тебе что говорю все время? Дураки заклинания заучивают, и ничего не выходит, потому что дело не в словах! Надо всего себя в нужное состояние привести, хотя бы как этот поп. Для него каждое слово — не только звук, но и образ, чувство, ощущение. Он весь меняется, когда свои заклинания произносит, другим становится: сильнее, умнее, прозорливее. Ему такое открывается, о чем в другое время он и помыслить не мог, и в себе открывается, и в окружающем мире.
А так, вон Минька: пробубнил по заученному, и ни уму — ни сердцу. Надумал бы спасаться такой молитвой, и не вышло б ничего. Потому тебе и говорю все время: наговор лечебный, сам по себе, ничего не лечит. Надо, чтобы больной в него поверил всем своим существом, а для этого в наговор лекарь верить должен. И неважно, какие слова ты говоришь, лишь бы они на тебя и на больного нужное действие оказали.
— О чем задумался, Миня? — переключила свое внимание на Мишку Настена.
— А что это вы делаете?
— Потерпи, Миня, все поймешь. Юля! Отдохнула? Давай дальше. Подчинила Нинея попа, а дальше?
— А дальше я как-то у них третьим оказался и все Нинее испортил.
— Сам-то понял, как это у тебя вышло?
— Кажется, понял. Они друг друга ненавидели и презирали, а я их обоих любил, ну так на так и вышло — все рассыпалось.
— Юля?
— Все так.
— Нет, не так! Чувства правильные, а слова нет!
— Какие слова?
— «Ненавидели и презирали». Ненавидят только того, кого боятся! А того, кого боятся, не презирают. Понятно?
— Это Нинея-то боялась? Да если б не Минька, она его бы… Ой, мама, страшно-то как!
— Ну, поняла наконец?
— Это же не для лечения, это для убийства… Вот змея, чему же она меня научила?
— Вижу, что не поняла.
Понятно?
— Это Нинея-то боялась? Да если б не Минька, она его бы… Ой, мама, страшно-то как!
— Ну, поняла наконец?
— Это же не для лечения, это для убийства… Вот змея, чему же она меня научила?
— Вижу, что не поняла. Это не для лечения и не для убийства. Это для полного подчинения. А с тем, кого ты под себя подмяла полностью, ты можешь делать все, что захочешь: вылечить, убить, сделать рабом, заставить других убивать — все, что захочешь!
— Мама, прости, я думала лечить… Я не знала…
— Прекрати реветь! Должна была знать! Наше ведовство от Макоши, а Нинеино — от Велеса! Чего ты тут не знала?
— Зачем она меня так? Мама, за что?
— Зачем? А сама не понимаешь? Миня, а ты?
— Может, ей помощница нужна? Внучки-то еще маленькие, а все остальные перемерли.
— Кто перемер? Одна деревня? Да Нинея в округе на семь дней пути в любой деревне любую девчонку себе забрать может! Она волхва! Она умереть не имеет права, пока смену себе не вырастит. А тут такой подарок — знахарка в шестом поколении выпестованная, с первого показа науку усваивает. Знаешь, сколько нужно учиться тому, что ты с Минькой сделала? Полжизни! А к кому прибежала? К парню, который с попом дружит, а не христианин, в светлых богов не верит, а они его любят. Да где такое еще найдешь?
— Тетя Настена, так она теперь за Юлькой охотиться станет, надо же как-то ее защитить!
— Юлька! Хватит ныть! Слышала, что Михайла Фролыч сейчас сказал?
— Да как он меня защитит?
— Ты СЛЫШАЛА, что он сказал?
— Ой, он же и вправду… Минька, ты что? Мама, а что же мне теперь?..
— А ничего. К Нинее — ни ногой, науку Нинеину забудь, а в остальном — живи, как жила. Ты сейчас редкий случай увидела: в мальчишке мужчина проклюнулся: он понял, что ему есть кого защищать. Никто его не заставлял, никто ему ничего не обещал, он сам решил, а ты это решение почувствовала.
«Вот это номер! Нинея мне совсем недавно о том же самом толковала. А ТАМ считается, что мужчиной становишься, когда первый раз трахнешься. Теперь понятно, почему у рыцаря обязательно должна была быть дама сердца. Это как бы свидетельство зрелости и независимости — готовность сложить, если нужно, голову, защищая не свою семью или собственность (это естественно), а того, кого ты сам выбрал. Кхе, как говорит дед Корней. А что тут еще скажешь?»
— А теперь, Михайла, поговорим о том, что я сразу сказать тебе хотела. Я правда думала, что поп наш от Нинеи живым не вернется, но все равно он долго не протянет.
— А помочь ему можно? Я видел, что он кровью кашляет, ты можешь с этим что-нибудь сделать?
— Чтобы больному помочь, он сам должен этого хотеть. При его болезни надо хорошо питаться и скоромной пищей не пренебрегать, жить в тепле, чистоте и покое. А ты же знаешь, как он живет: постами себя изнуряет, на холодном полу часами на коленях стоит, в доме у него холодно, не прибрано, неуютно. Плоть он, видите ли, умерщвляет! Если уж создал вас Бог по образу и подобию своему, так зачем же такую хорошую работу портить? Не могу я ему помочь, и никто не может, потому что он сам этого не хочет.
Настена произнесла последнюю фразу с ожесточением, но было видно, что злится она не на попа, а на то, что приходится произносить ненавистные для любого лекаря слова: «Ничем не могу помочь».
— А теперь слушай, Михайла, что я тебе скажу! После Михаила сюда обязательно другого попа пришлют, и никто не знает, как он ко мне и Юльке отнесется. Ты, может, и не знаешь, но во многих местах знахарей и лекарей попы изгоняли, а бывало, и убивали. Не своими руками, конечно, людей натравливали, но все равно убивали они. Если со мной что-нибудь случится…