— Батюшка Корней, дозволишь Михайле налить?
— Плесни немного, пусть попробует, что такое угорское.
— Ну, Корней Агеич, с выигрышем тебя!
Мишка осторожно отхлебнул из чарки — ничего особенного — красное полусладкое, градусов пятнадцать.
«Это ж сколько было нужно трем здоровым мужикам выхлебать этого компота, чтобы поотрубаться? И бочка при этом за два дня опустела только наполовину. М-да! Если они ее допить собираются, домой мы поедем еще не скоро».
— А теперь, — Никифор утер рушником намоченные в вине усы, — Корней Агеич, признавайся, как на духу: сколько Михайле лет на самом деле? Не верю, что тринадцать!
— А я и сам иногда… Кхе!.. Если бы титешником на руках не держал…
«Э-э, дядечки, с этой темы надо срочно съезжать, неизвестно, до чего вы еще договоритесь!»
— А про что об заклад-то бились, дядя Никифор?
— Ой, не рви мне душу, Михайла, так продуться! Так продуться!
— Деда, ну хоть ты объясни!
— Кхе! Значит, так дело было. Рассказал нам Ходок про вашу находку и про то, что вы Роську выкупить собираетесь…
— Козел…
— Да будет тебе, Михайла, все равно все на следующий день открылось. — Никифору явно не понравилось отношение Мишки к Ходоку. — Чего ты на него взъелся?
— Кхе, ну мы с дядькой твоим об заклад и побились, — продолжил дед. — Сумеет Никифор из тебя все вытянуть или нет? Мне только надо было приговор такой вынести, чтобы ты обязательно взялся торговаться.
— А велик ли заклад был?
— Велик. — Дед заметно смутился и принялся с преувеличенным вниманием разглядывать дно опустевшей чарки. — Наша доля прибытка с представлений.
«Блин! Весь наш заработок! Точно: по пьянке его Никешка развел!»
— И ты согласился?
— Кхе! Ну так уж вышло…
— Но я же не мог купца переторговать!
— А переторговал!
— Да случайно же!
— Не, Михайла! — Слегка уже «поплывший» Никифор поводил перед лицом указательным пальцем. — Не знаю, как у тебя это выходит, но я за тобой с самого приезда смотрю. Давай, Корней Агеич, еще по одной?
— Давай, Никеша!
Выпили, закусили, Никифор продолжил с того места, на котором прервался:
— Я за тобой с самого приезда смотрю. Все у тебя вроде бы случайно, а только… Не, не бывает таких мальцов!
— Мне это уже говорили, — мрачно прокомментировал Мишка: злость на деда разбирала его не на шутку.
— Правильно говорили! — Никифор косел прямо на глазах, угорское на «старые дрожжи» шибало по мозгам, как дубиной. — Умный человек говорил! Э-э, а кто говорил?
— Волхва велесова.
— О как! Корней Агеич! Ну что у тебя за внук! С князьями не робеет, попов охмуряет, с волхвами водится, купцов вокруг пальца обводит! Ты кого вырастил?
«Пора линять! Никифор сам не знает, насколько прав — не бывает таких мальцов. Слава Богу, сейчас нажрется, может, забудет?»
— Пойду я, дядя Никифор.
— Нет, стой! У меня к тебе дело есть! Сейчас мы еще по чарочке, и поговорим!
— А может, сначала поговорим?
— Можно и сначала, но сперва выпьем!
«Да, джентльмены, такими темпами вы быстро до кондиции дойдете.
Слава Богу, сейчас нажрется, может, забудет?»
— Пойду я, дядя Никифор.
— Нет, стой! У меня к тебе дело есть! Сейчас мы еще по чарочке, и поговорим!
— А может, сначала поговорим?
— Можно и сначала, но сперва выпьем!
«Да, джентльмены, такими темпами вы быстро до кондиции дойдете. А вам, сэр, лучше воздержаться, для вашего возраста, да без привычки, и пятнадцать градусов — выше крыши».
— Корней Агеич! Батюшка! Челом тебе бью и в ноги кланяюсь!
Никифор полез из-за стола, намереваясь подтвердить слова делом.
— Сиди уж! — милостиво разрешил дед. — Чего просить-то хочешь?
— Яви божескую милость, снизойди к нижайшей просьбе…
— Да чего тебе надо-то?
— Заставь век Бога за тебя молить, по гроб жизни…
— Никеша, ты чего, ополоумел?
— Снизойди к нам, сирым и убогим, и обрати взгляд благосклонный…
— Никифор!!!
— А?
— Чего просить-то хотел?
— А я не сказал?
— Кхе! Не то чтобы совсем ничего не сказал, но… как-то невнятно.
— Да? Тогда — еще по одной!
— Давай! — Дед с Никифором приняли еще по одной. — А теперь о деле поговорим, — напомнил Корней.
— Так уже поговорили же! — искренне изумился Никифор.
— Да? А я чего-то не понял. Может, еще раз начнешь?
— Сначала?
— Ага!
— Так продуться! Ой, мама моя! Так продуться!
— Это уже было! Дальше давай.
— Челом бью, батюшка, Корней…
— Это тоже было, дальше!
— Э-э… Все!
— Ага!.. Кхе… Понятно… Михайла, чего он хочет?
— Выпить.
— Ха! Ну внук у тебя, Корней…
— Это тоже было!
— Ну я не знаю! На тебя не угодишь… Я тебе битый час толкую… Михайла, ты-то хоть согласен?
— С чем?
— Да вы что? Сговорились, что ли?
— Это вы с дедом третий день «сговариваетесь». Ты уже всю выручку от представлений «сговорил».
— Ой, мама моя, так продуться!
— Кхе! По третьему кругу пошел. Вот, Михайла, гляди, что с человеком вино делает! Еще и бочку не допили, а уже… это… Ну, сам видишь. Знаешь, Андрюха, — дед повернулся к Немому, — он мне утром толковал, что ты вчера с нами не пил, а уходил куда-то. Совсем ничего не помнит! Эх, молодежь…
— Деда, пойду я.
— Ступай, внучок, незачем тебе на это непотребство глядеть. Иди погуляй, может, еще кого в переулочке зарежешь…
— Вспомнил!!! — возопил вдруг Никифор.
— Кхе! Эк тебя разбирает! Чего вспомнил-то?