— Возьми моего Петьку в воинское учение!
— Чего?
— Челом бью и в ноги…
— Молчать!
— Сирых и убогих, батюшка…
— Молчать, я сказал! Михайла, понял, чего он хочет?
— Петьку к нам в воинское учение отдать.
— А зачем?
— Не сказал.
— А сам как думаешь?
— Так третий же день квасит, он сейчас еще и не такое расскажет!
— Верно! Что у трезвого — на уме, то у пьяного — на языке. На третий день даже он правду сказать может.
— Ох и мудр ты, Корней Агеич, — встрял заплетающимся языком Никифор, — а внуку тебя… Ты кого ему зарезать велел? Если вам все равно кого, то я подсказать могу, есть тут один, ну такая сволочь! Или тебе обязательно по трое надо? Тогда еще и соседа его, который справа… или слева? А-а, давай обоих, как раз трое и получится!
— Может, тебе весь Туров вырезать? — кровожадно осведомился дед.
— Не, — Никифор протестующе замахал обеими руками, — весь не надо. Особенно… это… Тут недалеко такая вдовушка живет… Вот ее — ни в коем разе… Ха! Корней Агеич! — Никифор, что-то вспомнив, шлепнул себя ладонью по лубу. — А чего это мы все дома сидим? Пойдем, я тебя в такое место сведу, век не забудешь! Вот только вы- пьем, Петьку в Ратное отправим и пойдем!
— Так! Андрюха, если дело до вдовушек дошло… Андрюха! Слышишь меня? Андрюха! Спит, едрена-матрена… Ну что за времена настали, за чаркой посидеть не с кем. Куда все катится?
Дед горестно вздохнул и, подперев щеку кулаком, устремил полный скорби взгляд куда-то в пространство.
— Деда, пойду я.
— Иди, внучок, чего тебе здесь сидеть? Расспроси там, чего Никифор про Петьку толковал? Может, Петруха сам знает? И это… Чего ж я хотел-то? А! Смотри и правда не зарежь кого-нибудь, третий день ведь пьем.
У дверей горницы маялся Петр.
— Ну что? Согласились?
— Ты о чем?
— А что, отец так ничего и не сказал?
— Да сказал-то он много чего, только они же уже третий день гуляют. Сам понимаешь…
Петька помрачнел и повернулся уходить.
— Петруха, погоди. Там в разговоре мелькнуло: вроде бы отец хочет тебя в Ратное отправить. Ты про это спрашивал?
— Так чего ж ты дураком прикидываешься?
— Да не прикидываюсь я! Что ты сразу… Я ж говорю: только мелькнуло, а потом разговор в сторону ушел. Ты давай-ка мне все обскажи, а я к деду подкачусь. Он сейчас добрый.
— А чего обсказывать-то? Отец хочет, чтобы я у деда Корнея воинское обучение прошел. Вот и все.
— А сам?
— Чего — сам?
— Сам-то хочешь?
— Еще как!
— Смотри, это дело долгое и не простое. — Мишке даже самому стало противно от собственного ханжески-наставнического тона, но Петька не обратил на это ни малейшего внимания.
— Ты же сказал, что я достоин!
— Верно, и от слов своих не отказываюсь. Только ты пойми: любое серьезное дело надо начинать с того, чтобы ясно понимать: зачем ты его делаешь, какой результат хочешыто-лучить? Если ты только скакать да стрелять, как мы…
— Да нет же! Отец и правда все всерьез… ну и я — тоже. Понимаешь, по дорогам опасно стало ездить. То есть и раньше опасно было, а сейчас и совсем.
— Ты же сказал, что я достоин!
— Верно, и от слов своих не отказываюсь. Только ты пойми: любое серьезное дело надо начинать с того, чтобы ясно понимать: зачем ты его делаешь, какой результат хочешыто-лучить? Если ты только скакать да стрелять, как мы…
— Да нет же! Отец и правда все всерьез… ну и я — тоже. Понимаешь, по дорогам опасно стало ездить. То есть и раньше опасно было, а сейчас и совсем. Приходится охрану нанимать, а она дорого стоит, и ненадежно это все. Тут слух недавно прошел, что одного купца своя же охрана ограбила и убила. На ладьях у нас Ходок командует, он с отцом в доле, ему предавать нас невыгодно, но и по суше ходить ведь тоже надо. Вот отец и хочет, чтобы Пашка торговыми делами занимался, а я воинскими. Свой-то человек — всегда надежнее нанятого.
— Теперь понятно, значит, отец твой это не по пьянке решил, а давно обдумывает?
— Не знаю. Но обещал, если дед Корней согласится меня в «Младшую стражу» взять, мне всю воинскую справу, как у вас, сделать.
«Пятый стрелок… Это, конечно, неплохо, только он ведь приедет и уедет… Но мы же под это дело настоящий учебный центр организовать сможем! С таким-то спонсором… Надо только деду эту идею продать как-то поаккуратнее».
— Я сейчас прямо с дедом переговорю. — Мишка развернулся к дверям трапезной. — Жди здесь!
В «банкетном зале» веселье было в разгаре: Немой дрых, привалившись к стене, дед сидел, задумчиво подперев щеку кулаком, а Никифор, в залитой вином рубахе, что-то эмоционально, но совершенно неразборчиво рассказывал, правда обращаясь не к деду, а к стоящему посреди стола кувшину.
— А-а, Михайла! — приветствовал внука дед. — Что, угорское понравилось?
— Я, деда, Петруху расспросил, как ты велел.
— Ну и как она?
— Кто — она?
— Вдовушка.
— Да я не про вдовушку, а про Петьку! Дядька Никифор хочет его тебе в обучение отдать, чтобы он потом мог охраной командовать.
— Кто? — не понял дед.
— Петька!
— А вдовушка?
— А вдовушка нам будет платочком махать, когда домой поедем. Согласен?
— А как же? Только нам еще на торг надо — купить кое-что…
— А если на торг, то с ясной головой идти нужно, значит, спать ложись — ночь на дворе!
— Уже? — Дед удивленно оглянулся на окошко. — А почему светло?