Словом, я умер.
Мгновенно.
Глава последняя
О бесконечной жизни
— Cпрашивайте, — проколов меня взглядом бывалого следователя-инквизитора, сказал Бернар Клервосский. — Вы теперь имеете полное право на любые вопросы. Обещаю отвечать предельно искренне.
— Почему?.. — Я запнулся и сформулировал по-иному: — Вернее, ради чего?
— Ради рождения, — непонятно ответил святой, — роды всегда проходят тяжело, будь то человек или… Или нечеловек. И вы вдвоем с мистером Роу вполне достойно приняли младенца.
— Младенца? — Я вздернул брови.
На зеркальной поверхности круглого озера всплеснула хвостом крупная рыбина.
— Да, младенца. Рожденного никакими не Высшими силами, не по чьему-то хотению или повелению, а созданного самой Вселенной. Любая система, в том числе и мир тварный, но неживой, развиваясь, со временем порождает разум. И жизнь. Точно так же, как давным-давно примитивные молекулы на основе соединений углерода усовершенствовались, превратившись в живую клетку. Прошло много времени, и эта клетка стала вами. Или, например, мною — я ведь тоже жил на Земле, пускай теперь навсегда переселился сюда.
— Тогда как объяснить библейские рассказы? — Я решил, что наконец-то сумею поддеть святого Бернара. — Ну там «вначале Бог создал небо и землю…». Странно слушать от вас речи, больше подошедшие бы студенту-физику.
— Не умничайте, — нахмурился аббат. — Вы знаете, что Господь создавал Вселенную шесть полных суток, на седьмые же отдыхал. Об этом четко написано у Моисея, в «Бытии». Только не принимаете текст — безусловно, истинный! — буквально. Шесть суток — сто сорок четыре часа. Восемь тысяч шестьсот сорок минут для вас, человека, привыкшего к определенной единице измерения времени. Человека, обитающего на одной конкретной планете, скорость вращения которой и дала возможность названную единицу времени вычислить. Но ведь Господь человеком не является и на Земле постоянного жительства не имеет. Подумайте сами, сколько могут длиться сутки с точки зрения Бога?..
— Теперь понятно, почему здесь солнце зависло, — хмыкнул я. — Исчисляем время по-божественному. Закат, как полагаю, надо ждать через миллион лет?
— Вы как были клоуном, так им и остались, — припечатал меня бывший аббат Клерво.
— Исчисляем время по-божественному. Закат, как полагаю, надо ждать через миллион лет?
— Вы как были клоуном, так им и остались, — припечатал меня бывший аббат Клерво.
Замолчали. Бернар ждал моих вопросов, а я не хотел их задавать. Смысла нет. Все ведь кончилось, верно? Я нахожусь там, где заканчиваются все пути, жду решения своей участи (самоубийца все-таки! Таких через Врата не пропускают — смертный грех) и пребываю в меланхолии, породить которую может только ожидание неминуемой вечности, на пороге каковой я восседаю.
— Вас не следует пускать за Врата лишь потому, что вы предались самому страшному греху, порождающему многие другие, — унынию! — Бернар по-прежнему слышал мои мысли. — Знаете, что однажды написал один великий поэт, посвятив строки такому же псевдострадальцу, как вы? Слушайте:
Ты был грешен! Духовным блудом запятнан и развращен
Жаждой тайны, запретной людям, твой дух навеки
смущен.
Ради истины, ради знания
Сам отправил себя в изгнание,
Сам себя наказал потерями
За безверие, за безверие!
Ты был грешен. Ты впал в унынье, сломив себя, как клинок,
Без надежды на Божье чудо, поверил, что одинок.
Без надежды во тьме безверия
Сам себя наказал потерями,
Слов молитвы забыл звучание
От отчаянья, от отчаянья!
Если б жизнь тебе дали заново — что исправил бы ты?
Шаг последний — момент признания у последней черты…
— В чем надо признаться? — абсолютно безнадежным тоном перебил я Бернара. Какой последний шаг? И вообще, кому адресованы эти стихи? Я никогда не хотел заполучить никакую тайну, тем более запретную! Вы обвиняете меня в безверии? В отчаянии? Да, грешен. Каюсь. Там, на Афродите, нельзя было верить ни во что и ни в кого! Там не было ничего настоящего!
— Отчего же, было, — поджал губы Бернар. — Например, то адское устройство, с помощью которого вы покончили с собой и в результате оказались здесь. Хорошо, я отвечу на ваши вопросы, однако я не вижу смысла в дальнейшей беседе — вы просто потеряли интерес к сущему. Итак. Стихи написаны той ночью, когда инквизиция сожгла последнего Великого Магистра Ордена тамплиеров Жака де Молэ в 1314 году. Но процитированные строки можно отнести к каждому смертному, теряющему веру. К вам, например. Только что вы говорили, будто на Афродите не было ничего настоящего? Так зачем верить в нереальность? Вы создали себе идола — уверовали, будто нереальность стала реальностью. Идол вас и погубил…
Долгая пауза. Только тростники шумят.
— Оставалось подождать совсем немного, и вам открыли бы истину, к которой вы потеряли интерес, заменив его собственным эгоизмом. Несколько минут… Но по крайней мере вы осознали свое безверие и отчаяние. Поняли, что эти грехи ведут к гибели. Возможно, к вечной гибели, — добавил он многозначительно.
У меня сердце провалилось куда-то в область левой пятки. Вот оно! Сейчас отправят в ад!
— М-да… — Святой глянул на меня с сожалением опытного, сострадательного врача, видящего перед собой безнадежного больного. — Да не заслужили вы ада! И рая. И даже в чистилище будете лишним. Вот мы как сделаем…