— А-а-а… — только и сумел выдавить из себя Раст, неверяще глядя на живую легенду, непонятно как оказавшуюся у порога его скромного дома.
Из-за спины отца выскользнули Вахья с Хадой, услышавшие, что на улице происходит что-то необычное. Девушки сразу узнали горного мастера, виденного ими на встрече с молодежью города, и уставились на него настолько откровенными, обожающими взглядами, что Храт смутился. Затем они увидели сестру в пятнистой егерской форме и замерли с вытянувшимися лицами. А когда заметили на левом плече Рахи серый ученический шнурок, вообще не поверили своим глазам.
— Добрый вечер, уважаемый господин Раст Двойной Коготь! — прозвенел в воздухе мелодичный голос эльфа. — Я — наставник вашей дочери.
— Но почему все этой недотепе?! — не выдержал ткач. — Лучше бы вы Вахью взяли…
— Почему? — Резко помрачневший Тинувиэль наклонился к невысокому орку.
— Лучше бы вы Вахью взяли…
— Почему? — Резко помрачневший Тинувиэль наклонился к невысокому орку. — А потому! Я дома был таким же Вторым, если не десятым. Хорошо помню, каково это. Я бежал и многого с тех пор добился, но отца с братьями так и не простил. И вряд ли прощу. Молите Создателя, чтобы девочка простила вас.
— Простила? — с недоумением переспросил Раст. — За что?
— Вы даже не понимаете… — горько усмехнулся принц. — Что ж, мне вас жаль, господин хороший. А девочка ваша не недотепа, она просто иная. Она способна на гораздо большее, чем эти вот двое. Все помыслы, небось, только о том, что вокруг видят. А для горного мастера этого мало, нужно уметь мечтать о небывалом.
— Может, вы и правы… — помрачнел ткач. — Я никогда не понимал, чего ей надо.
— Меня просили передать вам пару «ласковых» слов за воспитание дочери, причем, просил сам император. И мастер-наставник, которому теперь придется выдавливать из Рахи неуверенность в себе, вбитую вами. Считайте, что я передал вам их слова, а они многое сказали. Думаю, вы понимаете, что именно.
— А императору-то вашему что до Рахи? — изумился Раст.
— Ничего, просто он ее сегодня видел, когда мы в Элиандаре были. А его величество, по его же словам, трех дочерей вырастил. Так вот, он сказал, что за такое воспитание руки нужно с корнем выдирать. Извините уж за откровенность! Не понимаю! Она ведь ваша дочь, вы же к ней хуже, чем к собаке, относились! Разве так можно?
— Это она так думает? — нахмурился ткач. — Да, я ее не понимал и не понимаю. Но ведь неправда, что как к собаке! Хотел только, чтобы она не хуже других была, а она вон как восприняла…
Он обреченно махнул рукой, в глазах застыли слезы обиды.
— Грустно все это… — вздохнул Тинувиэль. — Девочке ведь порой только несколько ласковых слов от вас нужно было, а не постоянные нотации. По себе помню, насколько это больно и обидно — выкладываться до последнего, надеясь получить похвалу отца, а вместо этого… А! Не хочу вспоминать! Она же тепла и доброты в жизни не видела, неужели вы этого не понимаете? Она плакала, а «любимые» сестры над ней смеялись. Знаете, когда бьют подкованным сапогом в самую душу, это очень больно… И такого не прощают.
— Все мы, наверное, были в чем-то неправы… — Раст опустил голову.
Впервые в жизни пожилой орк задумался о том, что чувствовала девочка, которую с самого раннего детства только шпыняли, ставя в пример сестер. Она изо всех сил тянулась, с трепетом ждала хоть малейшей похвалы, но не получала ее. Только новые поучения. Вспомнилось почему-то, как Рахе впервые удалось выткать холст без грубых ошибок, и она принесла готовую работу отцу, с робкой надеждой глядя на него. А он, вместо похвалы, принялся выискивать мелкие погрешности и тыкать дочь в них носом. Сейчас ткач вспомнил, как помертвела в тот момент девочка, как погасла, так и не услышав ни одного доброго слова. Вот с того времени, похоже, она и замкнулась в своих фантазиях.
— Кстати, именно ей послезавтра на площади Камней будет вручен Кагалом жезл Памяти, как первому орку, ставшему после уважаемого Храта учеником горных мастеров, — добавил недобро скалящийся череп, сильно не любивший, когда кого-нибудь все время топтали и унижали, как бедную девушку в этой семейке.
Потрясенные взгляды отца, матери, сестер и соседей бальзамом пролились на душу Рахи.
Когда отец неожиданно подошел и попросил прощения, девушка очень удивилась, но тут же простила родным все обиды и бросилась обниматься, уже не сдерживая слез радости. Начался веселый переполох. Соседи повытаскивали из домов столы, устроив импровизированный праздник. Как же, уроженец Волчьей улицы вышел в горные мастера и егеря, такое грех было не отметить.
Вахья с Хадой все время теребили Раху, расспрашивая о случившемся и бросая завистливые взгляды на красивого эльфа, ставшего наставником их сестры. В полет над пропастью они, правда, не поверили, а слухи до улицы еще не докатились. Но и всего остального хватило для множества восторженных ахов и охов. Путь той, кого во всем мире вскоре станут звать Серой Звездой или Черной Ведьмой — в зависимости от отношения — только начинался.
4. Охотница
Густой подлесок хорошо скрывал отряд от постороннего взгляда. Затянутые в пятнистый камуфляж фигуры неслышно скользили между деревьями. Ни одна ветка не хрустнула под их ногами, ни один сухой листок не зашелестел. Они неслись подобно привидениям, казалось, что их не существует, что это какое-то наваждение, а не живые люди.