— Ты права. Рабочего времени осталось около трех часов.
Рабочего времени осталось около трех часов. Так что первая же стоянка у большого офиса — наша. Я захожу, а ты не светишься, ждешь за выездом. Так?
— Лучше бы, конечно, эркар…
— Верно. Но два возражения. В воздухе мне тебя не подобрать, значит, надо садиться вместе, и тебя запомнят. И второе: я не уверен, что знаю, где у эркара отключается защита.
— С защитой проблем не возникнет. А что до посадки… Ты не забыл, как я тебя вывела из той забегаловки? Вот и сейчас: на стоянку летунов поднимемся вместе, ты будешь висеть на мне и всячески показывать, что тебе не терпится поиграть со мною в папу-маму. Сможешь так, чтобы у тебя слюна текла и это каждый видел?
Слюны у меня уже сейчас оказался полон рот, едва лишь я представил себе, как мы… Пришлось тут же одернуть себя: опомнись, она теперешняя — это ведь лишь видимость, искусство преображения, на деле же это все та же старая, морщинистая… Я проглотил комок.
— А ты не боишься, что я могу слишком уж войти в образ?
— Да ты только что все представил, — сказала она. — И успокоился. Ты ведь умный мальчик. Верно?
— Ладно, — сказал я. — Значит, берем эркар.
— Летун, — сказала она. — Я привыкла к такому названию.
— Ага, — согласился я. — Учту.
Все получилось нормально. Для того чтобы подняться на стоянку летунов, пришлось воспользоваться лифтом, что было естественно: если человек имеет эркар, зачем ему нужен агриндик? В лифте мы были не одни, и там я облапил Лизу так, что рука моя остановилась, можно сказать, на грани приличия; она, в свою очередь, сыграла великолепно, ее прекрасное лицо выражало две эмоции: равнодушие и жадность. Даже я поверил бы, не будь уже знакомым с нею. Соседи в лифте поглядывали на нас искоса, большинство же вообще делало вид, что нас тут нет. Наверху мы вышли последними и направились туда, куда не пошел никто из приехавших с нами.
Пошли между двумя рядами машин, каждая в своем квадрате. Лиза сказала:
— Медленнее… Я их просматриваю. Разные способы защиты. Есть и очень сложные, я не уверена… А, вот этот можно брать. Он вообще не подстрахован. Только заперт.
— Лиза, это ведь патрульная машина…
— Тем лучше. Быстрее доберемся. Открывай.
К счастью, отмыкатель у меня сохранился, и батарейка его была заряжена. Все заняло секунды.
— Прошу, мадам.
— Благодарю вас, любезный.
Чертовски естественно.
Взлетели. Я набрал высоту, слегка даже нарушая, но на то я и патруль. Сориентировался на гигантское обзорное колесо увеселительного парка и дунул напрямик. Посадил рядом с Луна-парком. Задал машине «возврат» с последующим стиранием маршрута.
— Сейчас придется пережить немалый испуг — в «пещере ужасов», — предупредил я.
— О, — сказала она не без насмешки, — чего мне бояться с таким защитником!
А может, это она и всерьез сказала? Гм…
— Ты как-нибудь… скромнее держись, что ли, — поколебавшись, попросил я. — Чтобы на тебя не так пялились. Нас же искать станут.
— Нет уж, — ответила она. — Наскромничалась — на весь остаток жизни.
— Наскромничалась — на весь остаток жизни. Надоело. Искать? Конечно. Облегчат нам задачу. Или ты уже домой собрался? Рано.
Глава 18
Пока, во всяком случае, не нашли — с облегчением установил я, когда мы оказались в том самом укрытии, которое я покинул считаные часы тому назад, хотя казалось — давным-давно. Похоже было, что здесь течение времени прекращалось; во всяком случае, все до мелочей выглядело так, как было, когда я уходил через второй выход. Убедившись в этом, я сказал Елизавете:
— Можно расслабиться. Но ненадолго. Успокоить нервы. И решить — что и в каком порядке будем делать.
Она словно бы и не слушала меня. Завидев зеркало, то самое, перед которым я преображался перед уходом, подошла к нему, остановилась и на минуту-другую застыла, как окаменела, только глаза двигались, сканируя изображение вдоль и поперек. На лице сперва возникло выражение удовлетворенности, казалось, еще чуть — и она замурлычет, как кошечка. Но уже через минуту губы поджались, демонстрируя озабоченность, брови нахмурились — что-то, наверное, оказалось не так, Лиза повернулась, достала из сумки косметичку и уже всерьез погрузилась в тончайшую работу по совершенствованию своего облика — работу, женщине никогда не надоедающую.
Я с удовольствием смотрел и на нее, и на изображение, хотя видеть одновременно двух таких женщин — для нормального человека уже перебор, удар по психике. Мне хотелось запомнить ее как можно точнее, потому что я понимал: это ведь очень ненадолго, вскоре придется ей возвращаться в свой истинный облик, и такой откат, конечно, окажется для нее такой травмой, что снесет ее с рельсов надолго. А для работы ей следовало находиться в наилучшем расположении духа. Да и мне самому тоже; очень большая разница — работаешь ты в паре с потрепанной старушенцией или с женщиной в расцвете души и тела. Я надеялся, что ее реверс произойдет уже после моего убытия, когда все дела будут сделаны. И как-то непроизвольно проговорил:
— И долго ты так можешь?
Отражение в зеркале стрельнуло в меня глазами.
— Ну, если всерьез, то часа полтора, не меньше.