Что я помню из физики: так, три закона Ньютона, но он их уже без меня уже успел открыть и сформулировать, прежде чем окончательно ударился в теософию. Теория относительности Эйнштейна, которую и сам не понимаю, нынешним 'Невтонам' вообще без надобности. За точную информацию о скорости света и на костёр недолго попасть.
По химии у меня завал полный. Геометрию и алгебру, которую помню из школы, придумали древние индусы, арабы, греки и римляне. Пифагоровыми штанами тут никого не удивить. Это скорее меня забьют формулами из учебника Вобана.
Смастерить что-нибудь своими руками? Ну, была у меня в школе практика: раз в неделю ходил на машиностроительный завод, на токарном станке работал, железные болванки на стружку переводил. С моим разрядом в мастерские лучше не соваться.
Обои дома клеил, скворечник в детстве сколотил… ничего выдающегося.
Что я умею лучше других? Языком молоть — работа такая, да сочинительством баловаться — пописывал изредка статейки для сайтов, переводил интересные материальчики.
Однажды в пионерском возрасте сляпал фельетон для детской газеты. Его, конечно, не напечатали, но от редакции пришло письмо — дескать, работайте над собой, и будет вам счастье: мама потом на работу носила показывать.
Стоп! А ведь интересная мысль наклёвывается.
Газет, к сожалению, в России издавалось немного — 'Санкт-Петербургские ведомости', выходившие два раза в неделю: по вторникам и пятницам, малотиражные частные газеты, несколько иностранных изданий, выпускаемых общинами. К примеру, 'St. Petersburgische Zeitung' — те же 'Ведомости', но на немецком языке.
Как и в двадцать первом веке материалы были разные — официальная хроника: 'Императрица, находясь в добром здравии, соизволила нынче стрелять из окна нового зимнего дома и настреляла…', 'жёлтая пресса': 'всем известный кавалер граф Д. похитил девицу В., без согласия её родителей и нынче же ночью с ней тайком обвенчался'.
Новости, светская хроника, отчёты, сплетни, объявления… и нет того, что я мог бы назвать художественной литературой. Неужели никто не додумался до печатания романов по частям с продолжением в следующем номере? Сегодня одна главка, обрывающаяся на интересном месте, через неделю другая. Нехитрый рецепт, тем более в случае, когда книги стоят довольно дорого и от беллетристики полки не ломятся. Эта формула неплохо работала в девятнадцатом веке. Дюма-отец сколотил нехилое состояние, публикуя сочинения таким макаром.
Первой мыслью было: 'Накатаю-ка я что-то из классики, скажем из детективчика'. Народ ведь любит загадочные истории. Вот и стану родоначальником жанра в России. Обворую, к примеру, Конан-Дойля с его Шерлоком Холмсом. Будет у меня не 'Собака Баскервилей', а 'Псина Петровых'. Вместо Холмса выведу какого-нибудь субъекта, близкого и понятного петербуржцам. Фандорина, к примеру. Был заикой, станет картавым, на виолончели пускай играть научится. Но потом подумалось: 'А зачем заниматься плагиатом? Неужели самому не родить что-то стоящее?'
И тогда в один прекрасный вечер я, не взирая на протесты сонного Карла, зажёг свечу, налил чернильницу до краёв, макнул перо и неровным почерком вывел на девственно чистом листе бумаги: 'Проклятье! Карлик Джо так внезапно выскочил у меня перед носом, что я едва успел притормозить'.
Гномы, эльфы, драки, смерти… любовь, как же без неё. Универсальный рецепт коктейля. И мистика, только чуть-чуть… золотое время её пока не пришло. Немного юмора, лёгких шуточек, без грязи и пошлости. А центральный персонаж? Каким его сделать? Глупым и брутальным… Тонким и воздушным как безе… Или нормальным, среднестатистическим 'своим парнем'… Что мне, как автору, ближе? Пусть будет внешне циничным, но обаяшкой внутри.
Я не ожидал, что текст пойдёт так легко. Фразы рождались в голове стремительно, на лету. Я не успевал их схватывать, исписывал листок за листком, горя, словно в приступе лихорадки. Свеча таяла, оплавленный воск капал на подставку. Огонёк неровно дрожал. Карл ворочался и недовольно бурчал.
— Ты чокнутый, Дитрих! — говорил он и отворачивался к стене.
Ночь пролетела незаметно. На столе лежала стопка исчирканных бумаг. Это был мой первый роман, вернее его первая часть. Чернила закончились, вместе с ними исчез и запал. Я был опустошён, обессилен и преисполнен томительного волнения.
Отпросившись у Дерюгина, пошёл обивать пороги газет. Редакторы смотрели на меня с интересом, но никто не желал рисковать. Моя затея казалась им бредовой.
— Зачем нам это, молодой человек? Наши читатели — респектабельные люди, им не понравится.
— Не вижу здесь глубины мыслей. Где философия, стиль, мораль? А образ героя — кого он символизирует?
— Боюсь, нам не подходят ваши сочинения.
Где философия, стиль, мораль? А образ героя — кого он символизирует?
— Боюсь, нам не подходят ваши сочинения. Мой вам совет — отнесите их истопнику, пущай он разожжёт ими печь. В топку, милостивый сударь, в топку!
Но вот, когда я полностью вымотался и едва не последовал совету последнего из редакторов, удача выглянула из-за туч, подобно солнцу.