— Понятно, вот она дурь русская во всей красе, — зло бросил чиновник. — Видеть видели, помешать не сумели. А скорее — лениво было. Бумаги при них имелись?
— А как же. Я всё привёз — тут и пашпорта, и письма рекомендательные. Всё в целости, ничего не утеряно.
— Дай, взгляну, — чиновник протянул руку за документами.
— Что здесь? — небрежно указал пальчиком офицер на третью телегу.
— Мертвецы, — потупился сержант.
— Пройдёмте, посмотрим.
Офицер отбросил рогожу и склонился над трупами.
— Действительно, Звонарский. Сколько нами вместе было выпито, сколько раз он меня из неприятностей выручал. Помнится, он отпуск двугодичный брал учёбы ради. Говорил же ему, что от учения только одно худо будет. Не послушал.
Он выпрямился и произнёс, чеканя каждое слово:
— Я за Звонарского этих немцев под землю урою, если Андрей Иванович милость свою к ним проявит.
Не послушал.
Он выпрямился и произнёс, чеканя каждое слово:
— Я за Звонарского этих немцев под землю урою, если Андрей Иванович милость свою к ним проявит.
— Не проявит, — сурово заверил чиновник.
Трупы унесли. Солдаты таскали их за руки и ноги, стараясь не глядеть на лица. Тела исчезали в соседнем строении, будто в чреве кашалота.
Чиновник послал Борецкого давать письменные показания и распорядился известить родственников покойных. Выяснилось, что у Звонарского в Петербурге проживал родной дядя. Дежурный офицер отправил гонца в штаб Измайловского полка с новостью о смерти Месснера.
— В Преображенский полк сообщу лично. Товарищи Звонарского, к коим принадлежу и я, будут расстроены гибелью сослуживца, — сказал он.
Конвоиры сменились служивыми, нёсшими караул при Тайной канцелярии. Я почувствовал лёгкий тычок штыком в спину.
— Пошевеливайся.
— Полегче, — вырвалось у меня.
Один из конвоировавших усачей, услышав знакомую речь, хмыкнул.
— Ишь, нежный какой. Топай, знай, пока ребро не зацепил.
Чиновник зашёл в небольшую комнатушку и вернулся со связкой ключей в руках.
— Допрашивать сегодня не будем. Определим голубчиков в камеру, пущай до завтра помучаются.
— Господа, прошу признаться, кто из вас стал убийцей Звонарского? Надеюсь, вы не станете запираться, — обратился к нам дежурный офицер.
Я выступил вперёд.
— Нет, запираться не станем. Это сделал я. Ваш товарищ ранил другого офицера. Мы застали Звонарского за далеко не благородным занятием — вместе со своими людьми он организовал засаду на тракте. Мой кузен предложил ему сложить оружие, однако Звонарский предпочёл напасть на него, при этом его не смутило, что кузен в тот момент был один. Я присоединился позже. Наш поединок был честным — мы сражались один на один.
— Вы лжёте, — яростно воскликнул офицер.
— Это — чистая правда, — подтвердил Карл. — Звонарский не достоин звания дворянина. Его шее повезло избежать верёвки.
— Пётр Васильевич, вы с них за Звонарского спросите по строгости, — офицер, не стесняясь нас, сунул чиновнику деньги.
— Не беспокойтесь, Аркадий Анисимович, в лучшем виде оформим, — чиновник принял взятку как должное. — Исключительно ради вас и торжества Фемиды. А этого верзилу, — он глянул на меня, — определим в холодную. Пущай посидит до завтра. Утречком я обо всём донесу Андрею Ивановичу. Уж он-то допросит их со всем пристрастием. А то и я расстараюсь. Пожалуй, оно так вернее будет. Сам примусь.
— Спасибо, Пётр Васильевич, всецело на вас надеюсь. Я утром сменяюсь, отосплюсь и жду вас к вечеру у себя, выпьём чего-нибудь для согреву, посидим в приятном обществе.
— Всенепременно заскочу, Аркадий Анисимович. Водочка у вас знатная, стол богатый и среди дам знакомства возвышенные и приятственные,- мечтательно закатил глаза чиновник. — Ступайте, отдохните. Вид у вас больно усталый.
— Служба, — развёл руками офицер.
— Тем более, поберегите себя. Прикажу вам чаю сделать. При нашей сырости только в нём и спасение для организму. А я покуда арестантов в книгу впишу. И не переживайте. Займутся ими. Будет в лучшем виде.
Меня завели в караулку и посадили на грубо сколоченную скамейку. Я почувствовал запах табака и пота, исходивший от солдата с бледным, землистым лицом, занявшего место с правого боку. С другой стороны пристроился худощавый и длинный парень, не знавший то ли направить на меня ружьё, то ли поставить его в угол.
Он явно был новичком, терявшимся в отсутствии начальства.
В караулку вошёл, вернее, вкатился, похожий на колобка человечек. В руках у него похоже та же связка ключей, что у чиновника.
— Господин подпрапорщик, — солдаты вытянулись во фрунт.
— Вольно. Куда ентого определили? — спросил человечек.
— Господин Фалалеев велели в холодную сунуть до утра.
— За что его?
— Убивец, четырёх человек шпагой порешил, — коротко ответил новобранец.
— Вот мерзавец. Кого порезал-то?
— Капрала пребраженского, слуг евойных, да поручика полку Измайловского.
— М-да, не повезло ему, что сёдни капитан-поручик Огольцов дежурит. Он ведь до перевода в Семёновский полк в Преображенском служил. Поди, знал капрала убитого.
— Так точно, знали. Когда заговорили об убитом, враз в лице переменились.
— А убийца никак из немцев, — осмотрев меня, пришёл к заключению подпрапорщик.