Вэл повела плечами.
— Он ненормальный, — сказала она. — Я ненавижу, когда он приходит, все боюсь, что с ним что?то произойдет, пока он у нас. Молния ударит, например.
Гайоги пришел в восторг.
— Вэл совершенно права, Рэмиллис исключительно богопротивен, — согласился он, ухмыляясь. — Я пришел к такому же выводу. Из него надо изгнать духов.
— С него надо не спускать глаз, — вставила Вэл, явно решившая во что бы то ни стало быть практичной. — Ну что, Альберт, договорились? Ты приедешь в субботу? Ты просто ангел. Мы ужасно благодарны. Гайоги пора бежать на встречу с Ферди Полом, но я бы еще полчасика посидела, если ты не против.
Она так решительно завершила их беседу, что Кэмпион взглянул на нее с уважением. Ламинов встал.
— Мы будем счастливы видеть вас, — искренне произнес он. — У нас с женой небольшой домик на территории, и мы примем вас там.
Он взглянул на Вэл и, застенчиво улыбнувшись, добавил:
— Там куда удобнее, чем в гостинице.
— Это самый уютный дом в мире, — сказала Вэл, и Гайоги просиял.
Русский удалился с большим достоинством, превратив обычно неловкое прощание в приятную сцену и оставив их довольными, а также по необъяснимым причинам польщенными беседой, хотя, судя по результату, именно он добился желаемого.
— Хороший он малый, — заметил Кэмпион, когда они остались вдвоем.
— Простодушна. Единственный известный мне настоящий русский князь, — ответила Вэл и в задумчивости подошла к окну. — До революции он жил в Ментоне[7] и периодически ездил домой — то ли поохотиться на волков, то ли посмотреть балет. Его жена говорит, что они тогда были ужасно несчастны. Сам знаешь, какие нытики эти русские.
— Наверное, они каждую ночь засыпали в слезах, — предположил мистер Кэмпион.
— Типа того, — отмахнулась Вэл. — В общем, они все потеряли, и им пришлось начать новую жизнь. Гайоги на самом деле просто гений. Он великолепный организатор и знает о роскоши буквально все. Идеальный управляющий для шикарного отеля. Он нашел себя и просто невероятно счастлив. Я с ужасом думаю о том, что в его маленьком королевстве может что?то случиться.
Мистер Кэмпион взял в руки графин.
— Присядь, — попросил он. — Не хочу выглядеть придирой, но не кажется ли тебе, что ты перегибаешь палку? Согласен, в Рэмиллисе есть что?то дьявольское, но, будем честны, рога у него пока еще не растут. В своем деле он явно разбирается. В истории с позолоченным аэропланом есть рациональное зерно. Негру с Золотого берега не докажешь, что серебро — не второсортный металл. Рэмиллис может быть по?своему неплохим парнем. Я не отказываюсь ехать в «Цезарев двор», не думай. Но ваше с Ламиновым выступление показалось мне несколько драматичным. Можно было просто позвонить.
Вэл упала на кушетку и закрыла глаза.
— Вот чем хороши родственники, — заметила она после паузы. — Ты разумный и вполне приятный человек. К другим женщинам ты бы никогда не стал так придираться. Так почему мне нельзя перегнуть палку? Раз уж на то пошло, я совершенно спокойна, но почему это мне нельзя немножко подраматизировать?
Мистер Кэмпион оторопел.
— Вполне естественно ожидать от родственников того же, что требуешь от себя, — ответил он чопорно. — Истерика как?то не в духе нашего семейства.
— В самомделе? — переспросила Вэл. — Могу устроить тебе роскошный концерт. Налей мне чего?нибудь.
— Могу налить джина, и тебя крайне драматично стошнит, — предложил он.
Она рассмеялась и уселась, выпрямив спину. Нелепую шляпу Вэл сняла, и ее золотистые волосы выглядели слегка растрепанными. Она казалась очень юной, очень умной и очень недовольной собой.
— Хаг'ди, Хаг'ди, мне нанесли г'ану, — прокартавила она на французский манер.
— Насколько тяжелую? — услужливо осведомился Кэмпион, автоматически включаясь в их детскую игру.
— Боюсь, что смег'тельную.
— Правда? Что случилось?
— Несчастная любовь.
Она по?прежнему говорила беспечно, но голос звучал как?то неуверенно.
— Да что вы? — спросил он без всякого сочувствия. — Не хотелось бы показаться бестактным, но, когда я видел вас в последний раз, все, по?моему, было в порядке.
— Неужели? Вы случайно не детектив, мистер Кэмпион?
Ее тон заметно изменился, в нем появилась какая?то жесткость, непривычная и неприятная. Кэмпион удержался от очередного легкомысленного замечания. Когда?то ему самому довелось испытать это тошнотворное чувство, и, хотя теперь его раздражала подобная слабость — и в себе, и в окружающих, — удержаться от жалости было сложно.
— Всякое бывает, — сказал он, испытывая при этом неловкость и стараясь, чтобы слова его прозвучали сочувственно, но не побуждали к немедленной исповеди. — Это часть жизни.
— Это часть жизни.
Вэл рассмеялась. Судя по всему, смех был искренним, и Кэмпион с облегчением понял, что она слегка расслабилась.
— Ты не из тех, кому можно поплакаться в жилетку, правда? — усмехнулась она. — Ты выглядишь так, будто тебя уже тошнит. Все в порядке, птенчик мой. Я просто хотела рассказать, что меня тянет покончить с собой, потому что Джорджия Уэллс увела у меня кавалера. Скажи хотя бы, что ты мне сочувствуешь. Если бы я сообщила, что прогорела или растянула лодыжку, ты бы уже хлопал крыльями, словно мамаша над цыпленком.