— Наливай, — махнула рукой Гризелла и облизнулась.
— Не здесь же, — шепнул Гуча и показал на дверь с та6личкой «БОГ». — Пойдем ко мне, приглашаю.
Друзья подхватили ведьму под локотки и, осуществив мгновенную телепортацию, оказались в холостяцкой каморке черта.
— У меня тут не прибрано, — засуетился Гуча, смахивая со стола хлам.
— Стопочки-то куда? — Гризелла поймала на лету хрупкие сосуды для иноземных напитков и водрузила их на место. — Нельзя так! Нам до твоей чистоты дела нет, доставай настоечку!
Черт поставил на стол квадратную бутыль из темного стекла, открыл ее, и в стопки потекла густая светящаяся жидкость. Ведьма выпила и на минутку замерла, прислушиваясь к тому, как растекается по телу дурная… энергия.
— Хороша! Сначала чулки, потом расскажу, с чем пришла. — Гризелла достала длинную папироску, поманила ангела крючковатые пальцем и, наклонившись к нему, прикурила от нимба. — Удобная зажигалочка, но, говорят, от нимбов рано лысеют.
— Разве? — Бенедикт почесал затылок, но задел нимб и отдернул руку.
— Ты чулочки-то ищи, — напомнила Гуче ведьма.
Она села на край стола, закинула ногу на ногу, затянулась и выпустила столб дыма к потолку.
— Сей момент, — улыбнулся Гуча и приступил к поискам.
Он методично выворачивал ячейки в стенах, извлекая на свет разнообразные предметы интимного женского туалета. На полу уже выросла высокая горка белья: трусики, лифчики, комбинации, а черт вытаскивал все новые и новые кружевные штучки.
— Да где же они? — разозлился Гуча, вытягивая из-под кровати длинные панталоны с оборками.
Он в сердцах швырнул их в общую кучу и полез в вентиляционный люк. Нащупав рукой комок нежного шелка, обрадовался, но, рассмотрев находку, вздохнул — это была розовая сорочка на бретельках.
Нащупав рукой комок нежного шелка, обрадовался, но, рассмотрев находку, вздохнул — это была розовая сорочка на бретельках.
Наблюдая за тщетными поисками, ведьма искренне веселилась, а Бенедикт, выпив для храбрости стопочку, спросил:
— Скажи, пожалуйста, Гуча, а ты случайно не этот?
— Не понял, — Черт вытащил стопку мужских штанов, среди которых завалялись две ночные рубашки, еще одни панталоны и пояс верности!!! Он ошарашенно посмотрел на железные трусы, пожал плечами и бросил их в общую кучу.
— Ну, этот, транс… — Ангел запнулся. — Может, у тебя нарушения?
— Выражайся яснее. — Гуча снова взял пояс верности и повертел его в руках — замок оказался спиленным. — Господи, когда же это было?.. Что ты сказал?
— Я говорю — нарушения…
— Чего нарушения?
— Видимо, ориентации, — прыснула ведьма, покосившись на гору нижнего белья.
— Может, ты этот… — Ангел опять замолчал, боясь выговорить следующее слово.
— Который?! — Гуча двинулся на Бенедикта, замахиваясь железными трусами.
— Ну… трансвестит… вот, — закончил фразу осмелевший после настойки ангел. — Или вуайерист. Голубой, одним словом.
— Гад! — Черт стукнул Бенедикта поясом верности. Тот мешком рухнул под стол, а злой черт отшвырнул металлическое белье в сторону.
— И как их бабы носят, — проворчал он, потирая руку. Ведьма расхохоталась, а черт достал Бенедикта из-под стола и усадил на стул.
Гризелла отыскала стакан побольше, наполнила его до краев и приказала:
— Открой рот!
Гуча, придерживая потерявшего сознание Бенедикта, послушно открыл рот.
— Не ты открой, а пострадавшему открой, — фыркнула ведьма.
— А! — Черт разжал ангелу губы, и Гризелла влила в рот содержимое стакана.
Бенедикт выпучил глаза, в горле булькнуло, но он благополучно сглотнул и зашарил рукой по столу в поисках закуски.
— Не ищи, привык у людей жрать от пуза, — усмехнулась ведьма, но, пожалев несчастного, нашла в бездонных карманах корочку хлеба и протянула ангелу. Бенедикт схватил ее, понюхал и икнул.
— Зря ты так, я не хотел тебя обидеть, — сказал он, отщипывая от крошки от корки, — но объясни зачем тебе столько женского белья?
— Я, ангелок, мужчина горячий, женщины меня любят, а чтобы я их любовь подольше помнил, подсовывают разные штучки. Забывают на память. Как этим дурам ни объясняй, что у меня не склад — Не понимают, а выкинуть все руки не доходят. — Гуча снова запнулся о пояс верности, в сердцах пнул его и пообещал сам себе: — Обязательно выброшу, сегодня же!
— Раскидался добром, — возмутилась Гризелла. Она достала из кармана носовой платок, по размеру больше похожий на скатерть, уложила на него эротичные штучки и завязала крепким узлом. Внимательным взглядом прошлась по комнате, высматривая, не завалялась ли где еще какая-нибудь вещичка. Узрела злосчастный пояс верности, подхватила его и с большим трудом затолкала в раздувшийся узел. — Как же, выбросит он! Такая прелесть пропадает! Развыкидывался, транжира. Ладно, прощаю вам чулки, а этому я найду применение! Веревочки нет случайно?
Черт сунул руку в карман и достал из него чулки — черные чулки с кокетливым швом сзади. Он кинул их ведьме, та, ловко поймав, обвязала ими тюк с вещами, повесила на плечо и удовлетворенно пробормотала:
— Плодотворный день! Ах, да! Привет вам передает ваш дружок.
Он кинул их ведьме, та, ловко поймав, обвязала ими тюк с вещами, повесила на плечо и удовлетворенно пробормотала:
— Плодотворный день! Ах, да! Привет вам передает ваш дружок. Просит, чтоб навестили. Слезно просит, между прочим.