Бенедикту досталось меньше. Видимо, решили, что настоящую красоту ничем не замажешь, поэтому он всего лишь благоухая маслами, сверкал перламутровой лысиной и мог гордиться идеально круглой бордовой точкой меж бровей.
Гуча спрятал улыбку и попытался утешить друзей пострадавших от гигиены.
— Ладно, ребята, эту гадость отмоем, а волосы отрастут. Самсон, я даже разрешу тебе в грязи вываляться!
— Я бы придушил старую вешалку, если б мог! — Принц был безутешен. — Привязала и давай издеваться!
— А мне понравилось. — Ангел стащил с постели кисейную занавеску зеленого цвета и замотался в нее. — Столько новых ощущений, один массаж чего стоит! С волосами они, конечно, погорячились, но остальное — выше всяких похвал.
— Бежать надо, Гуча, бежать отсюда! Чувствую, эта стерва три дня не выдержит!
— Успокойся, Рыжий, ситуация под контролем. Вечером кое-кто придет в гости, а к утру уж будем на свободе, а пока одеваемся и как ни в чем не бывало мирно беседуем, развлекаемся, словом, ведем себя прилично. Побег ночью. Ясно?
— Ясно! — гаркнули парни в один голос и кинулись к одежде небрежно сваленной на ковре.
Гуча тоже надел свою белоснежную рубаху и накинул алый плащ. Похлопал по карманам и с облегчением вздохнул, убедившись, что все волшебные предметы на месте.
Одетый Самсон как-то сразу прибавил в объеме.
— Опять тянул что ни попадя?
— Вот опять ты, Гуча, меня обижаешь! Я что, этот… клептоман какой? — Воришка удачно ввернул новое слово. — Брал только то, что ценность имеет.
— А что имеет ценность в этом мире? — поинтересовался Бенедикт.
— То, что можно продать или купить, — с видом знатока пояснил Самсон.
— Понятно!
— Что тебе понятно? Ничего тебе не понятно. — Черт вынул из кармана волшебный платок и разостлал его на ковре. — А как, скажи мне, быть с вещами, которые не продаются? Они имеют ценность?
— Конечно, имеют! Любовь, например, ее не купишь! — В голосе Бенедикта слышалось благоговение.
— Во дурак, — прыснул принц, — как раз она-то на каждом углу и продается!
— Давайте наконец поедим, — сказал Гуча и сделал заказ платку-самобранке.
Трапеза проходила в полном молчании — принц и ангел все еще переживали по поводу своего, как они считали, позорного вида, а черт старался не смотреть на них, чтобы не подавиться.
Я все хотел сказать — когда я пошел к отшельнику, Бенедикт так внезапно оказался рядом… Помнишь, как ты появился за моей спиной, я тогда чуть заикой не стая?
— Я не знаю, как осуществилась телепортация. Просто расстелил пла… — начал было Бенедикт, но тут открылась дверь.
Стражники пропустили внутрь посетителей, которые вошли и остановились. Возглавлял делегацию высокий темнокожий мужчина с большим животом, который колыхался над красными бархатными шароварами. Его плечи прикрывала коротенькая безрукавка. На круглом лице выдавался вперед огромный нос с очень крутой горбинкой, над маленькими черными глазками нависали густые брови.
Позади него топтались трое мужчин поменьше и ростом, и объемом, тоже разнаряженные, как павлины. Стоит добавить, что лица всех гостей были щедро намазаны косметикой, чувствовался даже некоторый перебор.
— С чем пожаловали? — грозно спросил Гуча, сразу взяв инициативу в свои руки.
— С подарками. — Из-за спины гиганта вынырнул толстенький коротышка с блюдом в руках.
— На кой нам ваши подарки? — проворчал Самсон, вытирая жирные пальцы о штаны.
— В знак почтения и как свидетельство искренней любви, о новички. — Толстячок подобострастно улыбнулся и протянул гостинец. Ангел, по своему обыкновению ставивший вежливость на первое место потянулся было за подарком, но черт шлепнул его по ладоням, а вор, дернув за шитый золотом кафтан, усадил на место.
— Вах! Зачем вы, дарагие, зачем нехорошее думаете, а? теперь как братья! Совсем родственники! Кто, как не родственник, убережет от ошибок, утешит в печали, удовлетворит в постели?
Черт встал медленно подошел к братьям по гарему, внимательно осмотрел их, потом взял с блюда один персик. Гости затаили дыхание.
Гуча покинул спелый плод вверх, поймал его и подкинул снова. Гаремные мужики, словно дрессированные крысы, поднимали и опускали головы, следя за полетом персика. В их глазах светилась такая надежда, что даже наивный Бенедикт понял, в чем дело.
— Пакушай, дарагой, не обижай, — не выдержал кто-то из гостей.
— Абычый такой, восточный, — поддержал его толстый, — угощать гостей! Скушайте!
— Хороший «абычай», полезный: и правила соблюдаются, и конкуренты мрут, как мухи. — Черт перестал жонглировать и подошел вплотную к дари телю. — Откушай, дарагой, сам, а?
— Что ты, что ты?! Это кощунство — съесть плод, подаренный новичку, — забормотал, бледнея, толстяк, но черт затолкал персик ему в рот.
Все это произошло на глазах у ошарашенной публики за какие-то секунды, никто даже шевельнуться не успел.
Толстяк выплюнул персик на пол, но было поздно — его перекосило, он захрипел, схватился за горло, посинел и рухнул на ковер. Черт нагнулся к нему, пощупал пульс, посмотрел на друзей и хмыкнул:
— Ну, что я говорил?! Травят, собаки, ох травят! Этот уже готов. А ну пошли вон!