Кукловод

От такой искренней радости мне стало неловко. Я хорошо относился к портному, считал его достойным человеком, но так обрадоваться встрече с ним никогда бы не смог.

— Как вы Фрол Исаевич? — спросил я, когда эмоции поутихли.

— Плохо, Алеша, — грустно сказал он, кажется, впервые называя меня просто по имени. — Осиротел я, оставила меня хозяйка. Уже второй год как преставилась. Живу один бобылем.

— А как Дуня? — спросил я о его дочери, которую в свое время вылечил от «любовной лихорадки», уговорив отца не противиться браку с ее избранником.

— В Петербурге, Семен-то ее большим купцом стал, тыщами ворочает, а я теперь никому не нужен и вроде как на покое. Да что я все о себе, как ты-то? К нам, какими судьбами?

На первую часть вопроса ответить мне было нечего, потому я сразу же перешел ко второй.

— Пожить у вас хочу несколько дней.

— Пожить у вас хочу несколько дней. Мою знакомую в тюрьму посадили, нужно ее оттуда вызволить.

— Живи, сколько хочешь, места у нас много, — не раздумывая, пригласил старик. — Ты я смотрю опять с Иваном? А барышня кто?

— Мы вместе, — опять я ушел от прямого ответа, — барышню зовут Марией Николаевной.

— Васятка, — позвал Фрол Исаевич белобрысого парня, — скажи нашим бабам, пусть приготовят комнаты гостям. У нас теперь все как у благородных, — добавил он, показывая на новую мебель. — Живем, прости Господи, как немцы какие-то, а ведь зятю слова поперек не скажи, сразу: «папаша, вы отсталый». Да, что я все болтаю, садитесь, гости дорогие, где у кого душа лежит.

Мы стали садиться, а Котомкин хоть и ругнул немецкую жизнь, зорко следил какое впечатление производит их новая мебель.

— Так что ты говорил, кого невинно в тюрьму упекли? — спросил он, когда все устроились.

— Старуху-знахарку, — ответил я, — только почему ты думаешь, что невинно? — засмеялся я.

— А кого же у нас по вине сажают? — удивился Фрол Исаевич.

— Бывает, — чисто теоретически, возразил я. — Расскажите, кто из старых чиновников остался в городе? К кому можно обратиться?

— Задача, — по-простому, почесал себе затылок портной. — Почитай из старых, никого уже и не осталось. Городской начальник Киселев от пьянства еще лет десять назад помер, других кого перевели, кто спился, кто на войну ушел. Говорят, будто на нас какой-то Бонапартий с несметным войском прет?

— Точно, прет, — подтвердил я.

— Вот все кто мог и пошли воевать. Будь тут зять Семен, он бы дело враз решил. Он всех теперешних купил с потрохами… А так, даже и не знаю, что вам присоветовать…

— Не знаешь, Антон Иванович, — спросил я о бывшем барине Котомкина и своем предке, — у себя в имении?

— Тоже на войну уехал, да не один, с супругой.

— Вот черт! — выругался я. — Надо же, сплошное невезение! А генерал Присыпка жив?

— Тоже помер, уж, наверное, как третий год. А вдова его здесь осталась, не живет, а царствует. У нас ее матушкой Екатериной прозвали.

— Вот это хорошо, — обрадовался я, — завтра же к ней и схожу. Она должна всех местных знать.

— Сходи, почему не сходить, — с сомнением в голосе сказал Котомкин, — сходи, поклонись. Только, боюсь, от того будет мало току. Очень уж она строга и гневлива.

— Ничего, авось, не съест! — сказал я, в уверенности, что с княгиней Анной Сергеевной как-нибудь полажу.

С милой Аннет, меня связывала ее интимная тайна. Ее юной девушкой выдали замуж за пожилого генерала. Конечно, безо всякой любви. Генерал был ей явно не парой и у молодой княгини начались нервные расстройства. Он так допекла мужа истериками, что он уже не знал, куда от нее деваться. Тогда-то мы и познакомились. Я разобрался в проблемах молодой женщины и прописал ей ежедневный моцион по окрестностям в сопровождении молодого глухонемого кучера.

После первой же поездки за город у княгини кончились истерики, исправился характер, и отношения с мужем наладились настолько, что он смог продолжить изредка выполнять свой супружеский долг. Что было очень кстати, на случай ее беременности.

— Анна Сергеевна живет одна? — полюбопытствовал я.

— Только с дочкой, старшие сыновья уже на военных учатся.

— И много у нее детей?

— Трое.

— Даже так! Она просто молодец, — порадовался я за княгиню.

Кажется, мои медицинские рекомендации принесли отечеству несомненную демографическую пользу.

Когда прояснилась обстановка, я решился задать самый главный вопрос. Что Котомкин знает о моей жене.

— Видел, совсем недавно, — ответил он и спросил все у того же белобрысого Василия. — Васятка, когда Алевтина Сергеевна к нам заезжала?

— После Пасхи, — ответил тот.

— А, а, где она теперь? — стараясь, чтобы голос звучал естественно, спросил я.

— Думаю, у себя в Завидово, — подумав, ответил Котомкин.

— Не, они в Петербурх уехали, — вмешался Василий. — Ничего вы Фрол Исаевич не помните, они ж к нам заезжали проститься.

— Его, правда, — виновато сказал Котомкин, — точно, заезжала. Прости, Алексей Григорьевич, запамятовал.

— Что это еще за Завидово? — невольно воскликнул я, не сумев унять волнение.

Маша и Котомкин посмотрели на меня удивленно, а Иван, как мне показалось, с сочувствием. Дело в том, что имение Завидово принадлежало помещику Трегубову, его порвал волк-оборотень, а я лечил. Со мной в Завидово была жена, и они с молодым помещиком, явно понравились друг другу. Василий Трегубов был красивым парнем, вполне в народном стиле, кудрявым и томным. Как сплетничали в уезде, на него запала престарелая Екатерина Алексеевна по прозвищу Великая, и попользовавшись молодостью, наградила богатым имением.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102