— Вы теперь куда направляетесь? — спросил проезжий, так и не отпуская моего рукава.
— Хотел съездить в Калугу, — назвал я конечный пункт своего вояжа, — да оглобля сломалась.
— В Калугу? Вот и чудесно, у меня там младший братец вице-губернатором! — сообщил мне то ли новый, то ли старый знакомец.
— Непременно передам ему от вас поклон, — пообещал я, слегка подталкивая его назад к карете.
Однако владелец бакенбард и вооруженного эскорта, так просто расставаться со старым другом не намеревался. Он плотно утвердился на толстых ногах, обутых в мягкие полусапожки и вперил в меня нежный взгляд.
— А вы знаете, драгоценный мой, Алексей Григорьевич, что я сейчас еду прямо из ополчения, домой на побывку. Марья Ивановна последнее время немного хворала, так я решил ее проведать. Теперь, когда мы погоним супостата с матушки Руси в его Парижскую берлогу, не знаю когда еще удастся с ней свидеться, — сообщил он.
— Так вы сейчас состоите в ополчении? — вежливо, удивился я. — В каком, если не секрет?
Собеседник немного смутился, но ответил:
— В третьем, резервном.
В 1812 году было выставлено более трехсот тысяч ополченцев, из которых были образованы округа: 1-й — для обороны Москвы, 2-й — для обороны Петербурга и 3-й — для составления резерва. Ратники ополчения были сведены в пешие и конные полки и дружины, делившиеся на батальоны, сотни и десятки.
На бравого воина дорожный знакомый никак не походил, потому и его резервной ориентации я не удивился.
— А вы я, вижу, — продолжил он, рассматривая французский мушкетон, висевший на моем плече, — участвовали в деле?
— Нет, скорее в локальных конфликтах, — загадочно для этого времени, ответил. — Ничего серьезного.
Как многих сугубо штатских людей, а он, судя по всему, таковым и был, благоговеющих перед армией и воинскими подвигами, его такое объяснение не удовлетворило, он даже посмотрел на меня слегка свысока.
— А мы так славно повоевали! Вы знаете, у меня над головой даже пролетали ядра! И я, поверите, не склонил пред ними головы! Значит, вы сейчас, направляетесь в Калугу, — резко сменил он тему разговора.
— Да, в Калугу, — пробормотал я, но он, не слушая, опять вернулся к военным делам.
— Сейчас отсиживаться по тылам не след, все патриоты любезного нашего отечества, взяли в руки оружие! Хотите, я вам расскажу, в какой переделке я побывал?
— Я, право, не знаю, вам нужно спешить домой к Марье Ивановне, — попробовал отказаться я, — она нездорова, стоит ли задерживаться? Может быть как-нибудь в другой раз?
Действительно, слушать посередине дороги рассказы незнакомого человека о его ратных подвигах мне не слишком хотелось.
Судя по выражению лица, добрым глазам и пылкой речи, муж Марьи Ивановны был пресимпатичным человеком, но мне было неловко перед его свитой, явно маявшейся от словоохотливости хозяина.
— Пустое, милейший, Алексей Григорьевич! Что вам в той Калуге? Калуга никуда не денется, как стоит на своем месте со времен князя Дмитрия Донского, так и еще постоит! Когда вы узнаете, что со мной случилось на прошлой неделе, так ни в какую Калугу не захотите!
— Ну, что же, извольте, я послушаю, — смирился я с неизбежным.
Было, похоже, что мне выпал счастливый день, сначала слушать философские рассуждения мужика, теперь батальные истории барина.
— Да знаете вы ли, милейший Алексей Григорьевич, что я был шпионом?!
— Шпионом? — повторил я за ним. — Как же так?
— А вот представьте! Поехал смотреть, как уходят из Москвы французы. Оделся, знаете ли, мещанином, да и смешался с войсками. Иду себе по дороге и все высматриваю, сколько у врага пушек, сколько лошадей и всяких повозок!
Он замолчал, и радостно смотрел на меня, ожидая реакции на свое сенсационное сообщение. Пришлось ему подыграть:
— Надо же, наверное вам было страшно?
— Отнюдь! Французы ведь не знали, что я шпион! — радостно воскликнул он.
— Ну, и много вы нашпионили? — поинтересовался я.
— Ничего не успел толком сделать, — засмеялся скромный герой, — представляете меня схватили французские солдаты и едва не расстреляли! Помог просто невероятный случай! Меня выручили другие французские солдаты.
— Да? — только и сказал я, уже переставая чему-либо удивляться. — Я могу даже сказать как…
Случай, как известно, дело непредсказуемое. Когда я попал в двенадцатый год, меня в бессознательном состоянии нашел в лесу французский патруль. Командовал им французский сержант Жан-Пьер Ренье. С отданными ему в подчинение итальянскими солдатами у сержанта, мягко говоря, не сложились отношения, они собрались Ренье убить, а покойника, за которого посчитали меня, ограбить. Сержанту это не понравилось и при моем посильном участии мародеров мы перебили.
Однако на этом, наши злоключения не кончились. Уже в непосредственной близости от Новой Калужской дороги по которой отступала из Москвы Великая армия Наполеона, мы с сержантом Ренье, наткнулись на троих французов, тащивших вглубь леса человека в штатском. Ренье их окликнул, те же, даже не ответив, тотчас начали в нас стрелять. Сержант получил пулю в плечо, но не испугался, и кончилось эта стычка тем, что с французами мы, с Божьей помощью, справились. А вот штатский, которого я не успел даже толком рассмотреть, пока шел бой сбежал.