— Еще когда я была маленькой девочкой, меня научила кормилица. Мы с ней вместе по ночам летали, только она потом упала и разбилась насмерть. О том, что я умею это делать, — Маша запнулась, стараясь, лишний раз не произносить опасное слово, — никто не знает. Только брат Иван и вот теперь ты. Он случайно увидел. Меня понесла лошадь, я, чтобы не разбиться, взлетела, а он оказывается, за мной следил.
— Летать тяжело? — спросил я, чтобы увести разговор от ее странного брата.
— Нет, не очень, нужно как во сне, захотеть взлететь и заставить себя подняться в воздух, а потом только держать себя, чтобы не упасть вниз… Я не знаю, как это объяснить… А вот если против ветра, летать иногда бывает тяжело. Очень устают руки. У меня для этого плащ, он мне вместо крыльев. Я тебе сказала, что он как у карбонариев, это неправда. Знаешь, — вернулась она к разговору о брате, — после того как Иван все обо мне узнал, у меня сразу начало болеть сердце, и я больше не решалась подниматься в воздух. Если наверху вдруг станет плохо, то непременно упадешь и разобьешься.
Девушка задумалась, и вдруг, чему-то улыбалась, посмотрела мне в глаза и сказала:
— Если бы ты знал, как бывает хорошо там, в высоте… Особенно, когда летишь по ветру. Ты одна, вокруг только воздух, а ты скользишь, скользишь над землей, и так становится легко и славно.
— Представляю, я раньше часто летал во сне. А что ты еще умеешь делать, ну, такого, необычного?
— Не знаю, мне кажется, больше ничего. Ну, еще читать очень люблю. Знаю, барышне, да еще знатного рода, это не пристало, но мне так скучно бывало зимами в имении, что я нечаянно пристрастилась. Папенька больше любит сельскую жизнь, и мы даже в Москву редко выезжаем, а в Санкт-Петербурге так я вообще ни разу не была. О том, что я книги читаю, только маменька и моя Даша знают, но они меня не выдадут. Как ты думаешь, когда барышня читает умные книги это очень плохо?
— Почему, если книги хорошие, нормально…
— Да? А почему ты меня все время целуешь? Тебе приятно?
Я немного смутился и отпустил княжну.
— Вообще-то, да. Это, наверное, так же сладко как летать. А ты что, сама не знаешь? Как же твой юнкер? Как его там?
Княжна вопрос проигнорировала, даже досадливо поморщилась, вместо ответа пожаловалась:
— Зря я не взяла с собой Дашу, я без нее осталась как без рук.
— Зачем она тебе, пол подметать?
— Почему только пол, мне нужно голову помыть. И вообще, я уже второй день не обновляла туалета. Интересно, как простые девушки обходятся без камеристок и горничных?
— Привыкают, — серьезно ответил я.
— А если ты хочешь помыться, то я тебе помогу.
— Правда! — обрадовалась она, но тут же недоверчиво, спросила. — А разве ты умеешь?
— Девушек мыть? — удивился я. — Конечно, умею, это мое хобби.
— Что твое? — не поняла она незнакомое слово.
— Развлечение. Когда у меня есть возможность, я всегда девушкам головы мою, или компостирую, — объяснил я. — Только нам для этого нужно сначала натопить из снега воду. Таз у нас есть, так что мы с тобой очень даже душевно помоемся.
— Вот хорошо, а то, я больше всего боялась, что здесь негде будет мыться. Когда мы сюда пришли, я даже плакала.
— Ну, с этим мы как-нибудь справимся.
— Ты серьезно говоришь или опять шутишь? — спросила Маша, наблюдая, как у меня разъезжаются в улыбке губы. — Ты надо мной смеешься! Не пойму, что я сказала смешного?
— Смеюсь я не над тобой, а над собой. До сих пор не могу понять, чего боятся или хотят женщины, — чистосердечно признался я. — Кто бы мог подумать, что ты боялась показаться ведьмой и не помыть голову. Мне казалось, что ты испугалась чего-то другого.
— Нет, — рассеяно ответила она, — конечно, без маменьки мне иногда страшно, только что же поделаешь!
— Ты днем выспалась? Можно помыться сейчас или утром.
— Лучше сейчас, — сказала ока, отводя взгляд.
Само собой, от предвкушения предстоящего «мероприятия», я засуетился:
— Конечно, какие вопросы! Это и лучше, ночью печной дым никто не заметит, да и нужно пользоваться моментом. Мало ли что случится завтра!
Как же мы порой бываем убедительны!
— Вот будет славно! А долго ждать воду?
— Постараюсь как можно быстрее, но все зависит не от меня, а от печки.
— Почему? — наивно спросила она.
— Долго придется топить снег, у тебя ведь волосы длинные и густые, значит, нам понадобится много воды.
Не теряя драгоценного времени, я присел перед печуркой и начал разгребать золу. Горячих угольев в ней еще было много, осталось только положить растопку и набить печку дровами. Как только разгорелись поленья, я принес с улицы таз, набитый снегом и поставил его топиться на огонь. Маша внимательно наблюдала за моими нехитрыми действиями, и как только я освободился и сел с ней рядом, спросила:
— А то, что ты мужчина это ничего? Ты ничего такого не подумаешь?
Вопрос был неконкретный, ответить на него было нечего, и я просто отговорился:
— Конечно, это плохо, но за неимением лучшего, придется тебе меня потерпеть. Нет, если ты стесняешься, я не навязываюсь…
— Нет, что же делать, но мне как-то неловко тебя затруднять, вот если бы ты был девушкой…