— Иди уже, иди, как там тебя, Тихон, — поторопила красавца барыня. — И впредь, перестань мазаться всякими вонючими снадобьями!
— Какие же то вонючие снадобья? — пожаловался мне обиженный слуга, когда мы вместе вышли из гостиной. — Я что сам по себе или как? Косметики им не нравятся! А сами то они, много ли в деликатности понимают, хоть и благородные?!
— Не обижайся, это барыня говорит из зависти, — утешил его я. — У самой то, наверное, нет таких духовитых «косметик», вот она и завидует.
Я вышел на крыльцо. Виттенберг с казаками уже уехали, провожающие и любопытные разошлись по теплым углам и во дворе никого из местных видно не было. Потому понять кто меня ожидает, оказалось несложно.
Прямо против крыльца стояла крытая кибитка на санном ходу, запряженная двумя вполне приличными жеребцами. Возле них, спиной к дому стоял какой-то человек в толстом, подбитой ватой армяке, и смотрел в сторону ворот.
— Эй, добрый человек, — окликнул его я, — это ты меня спрашиваешь?
Мужик не обернулся и начал поправлять лошадиную сбрую. Я решил, что он глухой, спустился с крыльца и тронул за плечо. Только тогда он посмотрел на меня.
Кого, кого, но только не своего давнего приятеля, беглого солдата Ивана, человека из-за которого и начались мои путешествия в прошлое, я ожидал здесь увидеть.
— Иван! — только и смог сказать я и сгреб его в объятия. — Ах ты, чертяка! Какими судьбами!
Иван усмехнулся и неловко прижал меня к груди. Мы какое-то время так и стояли, обнявшись, как обретенные братья.
— Ну, будет, будет, — сказал он, освобождаясь. — Чего это бы, Алексей Григорьевич, перед людями стыдно.
Я проследил его взгляд и увидел, что нас неодобрительно рассматривает с крыльца кудрявый лакей, а к окнам прилипла, удивленная дворня. Чистые господа редко так крепко обнимались с мужиками.
— Черт с ними со всеми, — ответил я, рассматривая приятеля. — А ты совсем не изменился!
Со времени нашей последней встречи по местному времени прошло тринадцать лет, а солдат остался точно таким же каким был, когда мы расстались. Впрочем, ничего особенно удивительного в этом не было. Он принадлежал к редкой расе людей живущих раз в десять дольше нас обычных гомо сапиенсов, так что десять-двадцать лет для него был не большой срок жизни.
— Да и ты все такой же, — вернул он мне комплимент, — заматерел только, и глаза стали грустными.
— Да и ты все такой же, — вернул он мне комплимент, — заматерел только, и глаза стали грустными. Досталось видать на орехи?
— Всякое бывало. Лучше расскажи, как ты сюда попал?
— Потом расскажу, — ответил он, косясь через мое плечо, на любознательных дворовых.
— Пойдем ко мне, — пригласил я Ивана, — там и поговорим.
Поручив кучерявому Гермесу устроить в конюшню лошадей, я повел приятеля в дом. Местная дворня, по-моему, уже угорела от обилия в доме странных гостей и вяло отреагировала на то, что простого кучера ведут в барские покои. Мы с ним поднялись наверх и вошли ко мне в комнату.
Я совсем забыл, что там, когда я уходил, осталась свободная девушка Любаша, и без особой приятности обнаружил ее голой спящей посередине постели. Иван, вместо того, чтобы сделать вид, что ничего не замечает, заговорщицки мне подмигнул.
— Это… это моя здешняя знакомая, — торопливо, представил я спящую красотку, и закрыл ее одеялом. — Видно намаялась за день, вот и уснула.
— И много у тебя таких знакомых? — несмешливо спросил он.
— Не очень. Садись, рассказывай…
— Ой, — сказала Люба, — высовываясь из-под одеяла, — что же ты барин не предупредил, что приведешь гостя!
— Так получилось. Ты, кажется, куда-то торопилась? — с нажимом спросил я.
— Нет, я теперь вольная птица, что хочу то и делаю! — объявила девушка, видимо, как и большинство из нас не делая никакого различия между упорядоченной свободой и стихийной волей.
Говорить при ней мы не могли, потому сидели молча. Иван устроился на стул возле стола, я на диване, на котором спал французский капитан, и ждали, что дальше станет делать свободная женщина.
— Ах, чего-то я совсем разомлела, — сообщила Люба, сладко потягиваясь и соблазнительно улыбаясь. — А почему ты, барин, меня не знакомишь с кавалером?
— Как же тебя знакомить, когда ты спишь?
— Теперь-то, я проснулась! — возвестила она, высовывая голую руку из-под одеяла, отчего Иван смутился и быстро отвернулся.
Для человека прожившего пару сотен дет, он оказался на удивление застенчивым.
— Люба, кончай валять дурака, — рассердился я, — немедленно встань и оденься. Нам с человеком нужно поговорить без свидетелей.
— Как же я встану, когда вы тут…, — начала она.
— Мы отвернемся, — сказал я и подошел к окну.
Мы оба молча смотрели во двор, пока она одевалась.
— Все, можете поворачиваться, — разрешила девушка. — Мне сейчас некогда, я позже зайду!
— Кто это? — спросил Иван, когда мы остались одни.
— Портниха, я ей помог получить вольную, вот она и дурит от радости. Девчонка она хорошая, только взбалмошная. Ну, давай, рассказывай, как ты смог меня найти?
— Что же рассказывать? — задумчиво ответил Иван. — Ты сам меня сюда и послал…
— Ну, да, — догадался я, — действительно, как я сам не понял…