— Не смотреть вниз, — теперь уже к моему призыву присоединился и доблестный апландский рыцарь едва не ставший жертвой собственного любопытства.
Благоразумный Вацлав Карлович Крафт внял нашим советам и прошел по мосту без проблем. С дисциплинированными Мишей и Василием тоже ничего ужасного не случилось. Эти двое прошествовали к нам почти строевым шагом, глядя строго перед собой. Боря Мащенко перемахнул препятствие с уверенностью прораба, который это висячее над пропастью сооружение возводил. Уже побывавший сегодня на волосок от смерти Каменюкин не стал во второй раз искушать судьбу и побежал по мосту рысью с закрытыми глазами. К сожалению, у Калинова моста не было перил, и если бы не расторопность Ключевского, вступившего таки на мост и успевшего схватить олуха царя небесного за руку, нам бы пришлось оплакивать сподвижника отставного полковника Кабанова во второй раз.
— Ну Ванька, — погрозил сир Марк приятелю кулаком, — не вздумай шутки шутить! Здесь тебе не театр, а гекатонхейрам ты на один зуб.
Морава совету внял и перебрался через пропасть без приключений, но ступив на твердую землю, он все-таки не совладал с любопытством и бросил взгляд в пропасть. Однако мы с Марком были готовы к такому обороту дела и успели подхватить падающего драматурга и оттащили его от края чудовищной пропасти.
— Чтоб ты провалился, Ираклий! — не на шутку рассердился Ключевский. — Сколько раз тебя надо предупреждать?
— Какой ужас! — только и сумел вымолвить драматург.
— Зрелище не для слабонервных, — согласился с ним Марк.
Стоять у края пропасти было глупо, а потому нам ничего другого не оставалось, как продолжить путешествие по подземному лабиринту. Причем мне показалось, что я однажды был то ли в этой, то ли в подобной пещере. А навели меня на эту мысль черепа, пялившие на нас свои пустые глазницы.
— Кажется, это убежище дедушки Велеса, — сказал я своим спутникам. — Здесь находится его трон.
— Скромно жил твой предок, — криво усмехнулся Морава, испуганно оглядывая усыпанный костями пол. — Стоило становиться богом, чтобы проводить жизнь в таком жутком месте.
Я оказался прав, мы не прошли и ста метров, как очутились у подножья трона. Того самого, на котором сидел мой дед. В десяти шагах я увидел знакомый череп мастодонта, служивший в прошлый раз мне в качестве табурета. Трон был пуст, если, конечно, не считать лежащего на нем черепа.
— Это что намек? — спросил Морава, кося на меня хитрым глазом.
— Череп хрустальный, — определил Ключевский, подходя вплотную к трону.
— Череп хрустальный, — определил Ключевский, подходя вплотную к трону. — По-моему, Чарнота, ты можешь им воспользоваться.
Хрустальные черепа не были для нас в диковинку, поэтому я взял в руки этот новый дар ушедшего в нирвану деда без душевного трепета. Заглянув в пустые глазницы, я обнаружил дверь, которая тут же распахнулась, стоило мне сделать шаг по направлению к ней.
— Вот это я понимаю хоромы! — аж прицокнул языком от восхищения Морава.
Хоромы действительно были на заглядение. Вся виденная нами до сих пор роскошь российских олигархов и атлантических царей блекла перед убранством божьего жилища. Стены огромного зала, в котором мы очутились, были усыпаны драгоценными камнями так густо, что под ними не видно было основы. Сделанные из какого-то прозрачного материала столы сплошь были заставлены золотой посудой. Причем золотые блюда не пустовали, на них дымились и источали аромат различные яства, а серебряные, украшенные крупными изумрудами, кубки были до краев наполнены янтарным вином. Зато расставленные там и сям кресла и стулья, обтянутые золотистой материей ничем не уступали лучшим образцам современного мебельного искусства.
— Живут же люди, — завистливо протянул Каменюкин.
— Это не люди так живут, а боги, — поправил его Ираклий Морава, без раздумий беря с ближайшего блюда кусок мяса. — Тебе эта участь не грозит, Леха.
— А не отравимся? — не рискнул сразу последовать примеру драматурга Василий.
— Еще чего, — возмутился Морава, запивая мясо вином. — Продукт первосортный. Фирма гарантирует качество.
— Твоя фирма и циклопу качество гарантировала, — обиделся Каменюкин. — И где сейчас тот циклоп.
— Вот темнота, — покачал головой Морава. — Ну не дорос твой циклоп до нашего российского деликатеса. Да и что взять с доисторического монстра, обиженного богами и судьбою. Ешь, примат, боги угощают.
— Какой еще примат?! — обиделся Каменюкин. — А ты сам-то кто?
— Я человек, тот самый, который звучит гордо, и не надо путать меня с циклопом.
Каменюкин не выдержал искушения. Махнув рукой, он принялся потреблять кушанья в больших количествах, что однако никак не сказалось на изобилии предложенного нам стола. Вместо взятого с золотого блюда куска мяса тут же появлялся новый, точно такой же, икра вообще не убывала, сколько не черпай ее ложками, а опустошенные кубки тут же наполнялись вином. Каменюкин ахал, охал, но остановиться никак не мог.
— Оттащите его от стола, — посоветовал Боря Мащенко, — пока он окончательно не упился.
Увы, совет запоздал. Потребивший по меньшей мере литра три отличного сухого вина Каменюкин пал жертвой своей жадности раньше, чем мы успели вмешаться в процесс. Пал в буквальном смысле, так что нам с Марком пришлось оттащить его на кушетку и оставить там наедине с потребленными продуктами. Ираклий Морава, расположившийся в кресле с кубком в руке, с укоризной взирал на своего нерадивого ученика. Сам он был почти трезв и настроен философски.