— А что такое? — изумился Морава. — Что это с ним?
— Сдох, — констатировал Крафт, приподнимая веко над единственных глазом придурка. — Ты что, яд туда подсыпал?
— Я вас умоляю, — взвился Морава. — Качественный продукт! Фирма гарантирует. Ни сном, ни духом.
— Может у них срок годности истек? — предположил Василий.
— Что значит, истек, я же одну банку на ваших глазах съел еще в доме Поклюйского. Отличный продукт.
— Срок годности истекает аж в две тысячи десятом, — сказал Михаил, осматривая консервную банку.
— Мало ли что напишут, — стоял на своем Василий. — Ты на этого посмотри.
Циклоп действительно выглядел не ахти как. В том смысле, что это был законченный покойник, не подающий никаких признаков жизни. Жалеть мы его, конечно, не собирались, но объект отравления, как выразился, Василий был налицо, и надо было разобраться, кто повинен в этом преступлении.
— А я ведь тоже попробовал — сказал побелевший как полотно Каменюкин. — Самую малость, когда банку открывал.
— Какую малость! — возмутился Морава, пересчитывая банки. — Ты же одну целиком приговорил. А ну признавайся, где тара?
— Под столом, — прошелестел посиневшими губами несчастный Каменюкин. — Это я от волнения. Думал, что если сейчас помру, то хоть не голодным.
Каменюкина мне было искренне жаль, ну хотя бы потому, что верный сподвижник Кабанова не был циклопом. Да и смерть ему выпала какая-то нелепая. Это ж надо такому случиться — отравиться отечественными консервами в замке одноглазого чудовища, если и известного в нашем мире, то только со слов древних греков, не отличавшихся особой правдивостью. Скажи кому, не поверят. Чего доброго объявят лгуном. Да и какие могут быть циклопы, а тем более гекатонхейры в наше время? Мы положили несчастного Каменюкина на стол и собрались вокруг, чтобы проводить его в последний путь. И довольно долго его провожали. Прошло уже часа полтора, а отравившийся килькой субъект продолжал как ни в чем ни бывало пучить на нас глаза и вздыхать о своей бездарно погубленной жизни.
— Все, — сказал потерявший терпение Марк Ключевский, — вставай покойник, нечего дурака валять.
Если бы действительно хотел помереть, так уже давно бы помер.
Каменюкин обиделся и даже попытался опровергнуть заключение сира Марка де Меласса о собственном здоровье, но понимания у окружающих не встретил. Да и трудно было поверить, что этот ражий детина с порозовевшим от долгого лежания на столе лицом способен нас покинуть в ближайшие лет пятьдесят.
— Вот ведь люди, — обиделся на Каменюкина Ираклий, — их даже отрава не берет. Бери пример с циклопа, Леха. Дрыгнул ногой, брызнул слюной и нет его.
Стремительно улучшающее самочувствие Каменюкина навело всех присутствующих на мысль, что мы поторопились обвинить в недобросовестности производителей кильки в томате. Продукт был качественным, а повинен во всем был сам циклоп, который решил полакомиться деликатесом, опасным для его желудка.
— Что позволено Аполлону Гиперборейскому, то не позволено циклопу, — сказал Вацлав Карлович Крафт, и с его выводом согласились все.
Разыгравшаяся в замке драма странным образом подействовала на наши желудки. У всех вдруг разыгрался аппетит, который утолить было нечем. Не сумевший умереть от кильки Каменюкин начал умирать от жажды. Мы разбрелись по замку в поисках воды и питья, но, увы, ничего съедобного так и не обнаружили. Циклоп сказал нам правду по поводу баранов. Шашлык в замке делать было абсолютно не из чего. Видимо, этот одноглазый монстр действительно питался человечиной.
— Я тут дверь обнаружил в подвале, — сказал нам Ираклий Морава. — Очень надежная дверь, дубовая, такие обычно ведут либо в винные погреба, либо в кладовую с запасами пищи. К сожалению, мне не удалось ее открыть.
— Веди, — распорядился Михаил. — Если не поужинаем, то хоть разомнемся.
Мне, честно говоря, уже надоело бродить по негостеприимному замку, но с другой стороны, сокровища, хранившиеся за дубовой дверью, могли принести отраду моему истосковавшемуся по общению желудку. Видимо, мои спутники рассуждали так же как я, поэтому мы отправились к загадочному хранилищу гурьбой и с удивлением уставились на роскошные врата, изукрашенные иероглифами, рисунками и прочей того же вида ерундой.
— По-твоему, эта дверь ведет в винный погреб? — криво усмехнулся Ключевский, разглядывая изукрашенный златом, серебром и драгоценными камнями вход в неведомый, а возможно даже заколдованный мир.
— Но ведь куда-то же она ведет, — резонно отозвался Морава.
— В ад она ведет, — предположил Василий. — Больше некуда. Помяните мое слово. Это именно ее охранял покойный циклоп.
Предположение было разумным, однако оно не охладило пыл Ираклия Моравы, который проголодался настолько, что готов был просить кусок колбасы даже у черта.
— Ужо будет тебе колбаса, — зловеще пообещал Василий. — Валить надо отсюда, мужики, пока не поздно. А за этой дверью наверняка живет тот самый урод, чье телеизображение мы видели на стене парадного зала.
К сожалению, капитан запоздал со своим предложением, путь к отступлению нам был отрезан. Дверь, через которую мы сюда проникли, исчезла куда-то самым непостижимым образом. Еще минуту назад она была и даже лениво поскрипывала за нашими спинами, а теперь на ее месте была глухая стена, через которую нам не удалось бы пробиться даже с помощью тарана.