Мы без труда отыскали роскошный дворец царя Саматрии благородного Цемира и без особых церемоний ввалились под его кров, перепугав как обслуживающий персонал, так и самого хозяина, который предавался отдохновению в кругу близкий друзей. Честно скажу, для меня их появление здесь явилось сюрпризом.
— Я так и знал, Чарнота, что слухи о вашей смерти сильно преувеличены? — вздохнул Вацлав Карлович Крафт, поднимаясь с густо обляпанного золотом кресла нам навстречу.
Кроме Крафта в уже знакомом нам пиршественном зале находились Петр Сергеевич Смирнов, он же царь Цемир, и Аркадий Петрович Закревский, он же Адольф Гитлер, он же узник замка Монсегюр.
— Вы что, же успели прочитать мой некролог?
— Представьте себе, — усмехнулся Вацлав Карлович, — вы были перечислены в числе людей, сопровождавших известного столичного продюсера Поклюйского и его подававшего большие надежды воспитанника Ивана Царева в скобочках Аполлона. Это сообщение явилось последней каплей, переполнившей чашу наших сомнений.
— Меня Настя Зимина предупредила, — слегка прояснил ситуацию Аркадий Петрович Закревский. — Я сразу же побежал к Петру Сергеевичу, который как раз в эту минуту читал газету с некрологом.
Вид у актера был слегка растерянным. Судя по всему, он совсем недавно перебрался на континент, почивший во времени, и чувствовал себя здесь пока что не в своей тарелке.
— Позвольте, господа, — вмешался в разговор Поклюйский, — о каком некрологе, собственно, идет речь?
Царь Цемир молча протянул ему газету. Портрет Поклюйского в черной траурной рамке был помещен на первой странице, с чем я его и поздравил.
Рядом с продюсером красовался Аполлон, он же Иван Царев, восходящая звезда отечественной эстрады. Прочие погибшие граждане были сухо перечислены в двух газетных строках чуть ниже портретов. Из этого скупого сообщения я впервые узнал фамилии компетентных товарищей: Миша, оказывается, был Крупновым, а Василий — Игумновым.
— Могли бы и мой портрет поместить, — обиделся на газетчиков Ираклий Морава. — Вот гады, пожалели бумаги.
— Но позвольте, — вскричал потрясенный Поклюйский, — я же живой. Мы же благополучно приземлились в заданном районе.
— Вам очень не повезло, Серапион Павлинович, — мрачно изрек царь Цемир. — Вы могли оказаться в раю, а прилетели прямехонько в ад. Кой черт вас дернул связываться с Чернобогом?
Склонность Петра Сергеевича к меланхолии и мрачным пророчествам, мне была хорошо известна, поэтому я оставил его заявление без внимания, куда больше меня интересовали подробности счастливого спасения давних знакомых из лап спецслужб.
— Я получил информацию из собственных источников, — вздохнул Крафт. — К сожалению, мне не удалось предупредить Людмилу, она бесследно исчезла вместе с ребенком.
— Мне почитать утреннюю газету посоветовал Сокольский, позвонивший по телефону, — пояснил Смирнов. — А тут еще Закревский прибежал с предупреждением от своей знакомой.
— И вы приняли предложение Анастасии Зиминой?
— А что нам еще оставалось делать, — развел руками Смирнов. — У нас не было времени на раздумья. Атлантида мне показалась более приемлемым местом, чем Лефортово. Впрочем, до Лефортова нас могли и не довезти.
— А бывшую жену вы предупредили, Петр Сергеевич?
— Пытался, но Верки не было дома. Не завидую я тем службистам, которые придут арестовывать эту Медузу Горгону. Памятники на могилы им точно обеспечены, вот только хоронить в тех могилах будет некого.
Оказывается в своем предвидении ситуации я был прав на все сто процентов. Судя по тому, как оперативно сработали газетчики, некролог им заказали еще до того, как мы взлетели с военного аэродрома. Непонятно только к чему такая спешка? Почему этим людям так не терпелось нас похоронить?
— А где сейчас находится Анастасия?
— Понятия не имею, — пожал плечами Смирнов. — Она заскочила в мою квартиру на минутку, взмахнула пару раз руками, и вот мы здесь, в этой жуткой дыре. Люди без прошлого и без будущего.
— Эта Зимина здесь на больших ролях? — спросил меня Крафт.
— По моим сведениям, в Атлантиде она числится богиней Артемидой, сестрой того самого парня, который дрыхнет на борту нашего самолета. Это она помогла ему родиться.
Мой рассказ о пережитых нами в Апландии приключениях поверг в ужас Вацлава Карловича. А члена общества поклонников Мерлина, много чего повидавшего на своем веку, напугать довольно трудно. Меня реакция Крафта насторожила, наверняка он обладал, какой-то эксклюзивной информацией, которой однако не спешил с нами делиться.
— Какое-нибудь древнее пророчество? — полюбопытствовал Марк. — Случайно не из Араконы?
— Откуда вы знаете, Ключевский? — насторожился Крафт.
— Древнее славянское святилище разрушили крестоносцы, так что изъятые там древние пергаменты вполне могли оказаться в ваших руках.
— Славяне в то время не имели письменности, — небрежно отмахнулся Вацлав Карлович.
— Не смешите меня любезнейший, — оскалил зубы Марк. — Славянский язык и культура ведут свое начало из Гипербореи, вам ли, дорогой масон, этого не знать.
— Я не знаю другого, Ключевский, — побурел от гнева Крафт, — я не знаю, кто вы такой и чьи интересы защищаете.
— Можете звать меня царевичем Мраком, Вацлав Карлович, я не обижусь. Так что там у нас с пророчеством из Араконы?