— А как у этого парня с документами? — спросил заинтересованный Сенечка.
— Документы у него в полном порядке, — сказал Сокольский. — Он якобы воспитывался в детском доме. В графе «родители» у него прочерк. Но его очень хорошо, едва ли не с младенческого возраста помнят воспитатели. Есть масса фотографий, где он изображен вместе с другими воспитанниками в разные периоды созревания.
— Бред, — не поверил Сенечка. — Я же собственными глазами видел, как он вылупился из цветка.
— У нас есть анализ его крови, — продолжал Сокольский. — Мы получили его вчера. Врачи утверждают, что этот Аполлон ничем не отличается от обычного человека.
— Вы что же заставили его пройти медкомиссию?
— Ему нужен был заграничный паспорт. Естественно, мы воспользовались оказией и проверили его по всем параметрам.
— Он не протестовал?
— Нет. Очаровал, представьте себе, комиссию.
— Очаровал? — вскинул правую бровь Ключевский.
— Я понимаю ваше сомнения, Марк, но его проверяли в том числе и с помощью приборов, а их ему вряд ли удалось заколдовать. Кстати, вам тоже не мешало бы пройти медицинское освидетельствование. Ваше неподобающее человеку обличье было зафиксировано на видеокамеру и вызвало неоднозначную реакцию у руководства. Вы меня понимаете, господа? Кроме того, мне хотелось бы знать, является ли этот юноша вашим сыном, Чарнота, на генетическом уровне или нет.
Мне слова Сокольского не понравились. Кроме того, мне показалось, что генерал далеко не все нам рассказал. Видимо, там, на верху, озаботились нами всерьез и, возможно, уже приняли какое-то решение. Тем не менее, я не стал нарываться на ссору и дал согласие пройти медицинскую комиссию. Марк хоть и неохотно, но последовал моему примеру.
— Но у нас всего лишь три часа до вылета.
— Этого достаточно, — кивнул головой Сокольский. — Все специалисты уже здесь. Приступайте.
Вообще-то я не испытываю страха перед людьми в белых халатах, наверное потому, что моя мама была врачом и мое детство прошло если не в поликлинике, то где-то рядом. Опасения у меня вызывают разве что стоматологи, но, к счастью, с зубами у меня все в порядке. Эскулапы, ободренные присутствие компетентных товарищей, взялись за нас всерьез. Количество навешенных на нас присосок поражало воображения, а от гудения приборов у меня даже закружилась голова.
— А ты в курсе, Чарнота, что отцом бога врачевания Асклепия был именно Аполлон? — спросил меня Марк.
— Первый раз слышу, — искренне удивился я, — но надеюсь, что дедушке этого Асклепия будет сделана скидка со стороны практикующих медиков.
Увы, озабоченные профессионалы никак не отреагировали на мое пожелание, хотя, справедливости ради надо признать, никакого ущерба от их деятельности мой организм не понес. Время от времени я косился на экран, где Ираклий Морава рассказывал анекдоты Аполлону и Поклюйскому.
К моему удивлению, Светозарный реагировал на них вполне адекватно, то есть смеялся именно там, где следовало. Более того, к удивлению компетентных товарищей, он и сам рассказал анекдот, причем бородатый и очень неприличный, про Армянское радио.
— Мама дорогая, — сказал Василий, — я этот анекдот слышал, когда в школе учился.
— Нет, это я в школе учился, когда на экран вышел фильм «Человек-амфибия», — вздохнул Сокольский. — Про Ихтиандра.
— А я не понял юмора, — пожаловался Марк, который и анекдота не слышал, и фильма не видел.
— От темнота, — осудил его Сенечка. — Повторяю специально для тугоухих: Армянскому радио задали вопрос после выхода в свет вышеназванного фильма, а может ли женщина стать рыбой, на что Армянское радио, подумав, ответило — рыбой нет, а раком может.
— А фильм был про оборотней?
— Запущенный случай, — вздохнул Мордред. — Я бы зафиксировал это в истории болезни данного индивидуума.
— Но она же превратилась в рака, — стоял на своем непонятливый Марк.
— Официально вам заявляю, Ключевский, — вмешался в спор Василий. — Это там, в Голливуде, можно превратиться, а у нас, да еще в советское время, можно было только стать.
— Дошло, — заржал, наконец, Марк.
Разбитной Ираклий Морава без особого труда расположил к себе простодушного Аполлона. Не прошло и получаса, как они уже пили на брудершафт. Причем если на закаленном в питии Ваньке Сидорове выпитое вино никак не сказывалось, то Аполлон явно хмелел и уже только через раз попадал вилкой в стоящую на столе консервную банку.
— Это же килька в томате! — ужаснулся Марк. — Боже мой. Закусывать благородное вино килькой! Вот уж не думал, что Ираклий падет так низко. Мало того, что спаивает мальчишку, так он еще и портит ему вкус.
— Ох, уж эти мне аристократы, графы да бароны, — обиделся на нас Василий. — А у вас в Апландии чем вино закусывают?
К сожалению, Марк так и не успел ответить, чем закусывают вино в благословенной Апландии, поскольку медицинский осмотр наконец закончился, и нам предложили срочно выметаться из помещения.
— До вылета самолета осталось меньше часа, — глянул на часы Сокольский, — что там у нас с оборудованием?
— Оборудование уже вывезено со стадиона вертолетами, — доложил Василий. — Сейчас полным ходом идет погрузка его на борт «Ила».