Еще Василиса все время пыталась укутать его, почти как ребенка, даже на голову пробовала накинуть кусок пледа, который очень уважала за мягкость и сине-черные клеточки. Это был тот самый плед, под которым Рост когда-то спал в саду, еще на Земле. И в ночь Переноса он тоже спал под ним, а теперь плед как-то сам собой перешел в ведение Василисы, чем та, несомненно, гордилась.
Рост смотрел на карты, разложенные перед ним, почти не обращая внимания на покачивание антигравитационной повозки, почти не прислушиваясь к скрипу старенького котла, который каким-то образом работал, крутился, получая вращение от выброшенного сзади почти велосипедного колеса, или чего-то похожего. Этого колеса хватало, чтобы повозка плыла над снегом. И как такие вот хитрости получаются у аймихо? Конструкция-то была ими придумана. Правда, на остановках приходилось туговато, но волы, тянущие все устройство вперед, привыкли не останавливаться.
Василиса вдруг присела рядышком, погладила по руке. Рост повернулся к ней. Она почти улыбалась, по крайней мере вокруг ее глаз собрались морщинки.
— Ты чего?
Она вдруг вытянулась, привстала и поцеловала его в губы, к его чести, он выдержал это испытание, не дрогнув. Лишь мягко отстранился.
— Если бы я была тут одна у тебя, ты бы был… — Дальше она ничего не говорила, поднялась и пошла, кажется, за снегом, чтобы растопить еще воды.
Кажется, опять эта борьба женского в ней и… необходимо служивого. Вот чертовщина, голодные, согреться нечем, тащатся по заснеженной равнине, словно муха по стеклу, а все равно… Влюбляются, кажется. Хотя он старательно не давал им ни малейшего повода. А может, потому и влюбляются, что дело стало очень плохо, причем сразу, неожиданно, внезапно, обвально, как лавина.
Он снова присмотрелся к карте, заставил выбросить из головы все остальные мысли. Наконец решился, взял линейку, не слишком удачно выструганную из плоской планки. На ней с одной стороны даже зарубки были, сантиметровые, перебиваемые более мелкими, полусантиметровыми. Проложил ее между двумя точками, повертел в руках карандаш. Нет, не так, к морю, а вот так, поперек, по их маршруту. Провел, снова провел, снова, получилась дуга, неявная пока. Если ее не упрощать, то она была и не дугой, а извилиной, жирно прочерченной поперек карты.
Провел общую линию, от руки, стараясь не дышать, чтобы получилось точнее, насколько возможно. Экстраполировал, так сказать. На всякий случай провел еще одну линию параллельно, вторая вышла лучше. И тогда, прикидывая, как на эту вторую дугу лягут касательные, в точках самых активных нападений медуз стал набрасывать от них тонкие перпендикуляры. И тогда лишь понял, зачем это делает. Они все сходились в одной области, в нижнем течении третьей реки, теперь уже форсированной, хотя и крайне неудачно — слишком много трудов там затратили и слишком много пурпурных потеряли.
Область была — так себе, ничем не примечательная, довольно обширная, но… Что-то в ней было. Еще бы знать — что именно?
Клапан палатки откинулся, вошли Лада с Изыльметьевым.
Лада сразу накинулась на Роста, Серый присел у костерка, грея руки. Они дрожали, сам он тоже выглядел не очень. Никаких полетных норм питания не хватало этим ребятам, вот они и уставали. Ростик вздохнул, потому что эти самые полетные нормы в его караване были… мягко говоря, тоже не слишком питательными.
— Вась, — заговорил Серый, щурясь от полутьмы, которую не мог развеять даже свет пасмурного дня через полиэтиленовые окошки, — ты бы хоть иногда тут проветривала, угореть же можно.
Василиса принялась что-то бурчать на едином, что выражало ее крайнее несогласие с этим нежданным упреком.
— Что? — спросил Ростик, отлично понимая, что мог бы и промолчать.
— Впереди, километров на сто, равнина, потом еще одна речка, обойти ее можно, но придется изменить направление, двигать вот сюда. — Изыльметьев поднялся, дотянулся до стола и грязноватым пальцем уверенно провел линию на карте перед Ростиком, обозначая приближение к той самой области, которую он определил своими тонкими линиями, у моря на западе и чуть сзади того места, где они находились. И вдруг склонился очень низко, после дневного света он в палатке еще плохо видел. — Что ты тут, командир, учудил?
Лада тоже склонилась сбоку, сделав карту совсем темной, потому что с третьей стороны ее закрывал сам Ростик.
— Да, что это?
— Если бы мы знали об этой вот области в районе третьей реки, — медленно ответил Рост, — мы бы избежали многих жертв. Мне кажется, как только мы к ней приближаемся, нападения боноков становятся чаще.
— Ерунда, — резковато отозвалась Лада, сконфузилась. — Ой, Рост, я не хотела… Просто это слишком новая для меня идея.
Изыльметьев поднял голову, он был строг, как перед боем.
— Командир, ты понимаешь, что… — Подумал. — А что, если их бабахнуть сверху, прямо вот тут, где ты нарисовал?
— Ага, бабахнешь их… Тут же область километров пятьдесят на сто, не меньше, — отозвалась Лада.
— Туда придется вылететь и посмотреть все вблизи, — пояснил Ростик. Оглянулся на Серого. — А идея «бабахнуть» мне тоже приходила в голову. Может, хоть тогда мы их несколько… усмирим.