— Освященное холодное железо, — уточнил Гай, заметив промелькнувшую и тут же исчезнувшую польщенную ухмылку на физиономии компаньона. — Между прочим, мистрисс, откройте тайну: какими словами вы удерживали это существо на месте?
— Словами? — непонимающе переспросила девушка и нахмурилась, соображая. — А-а, вот вы о чем… Наверное, подумали, что это какие-то страшные заклинания? Ничего подобного, всего лишь «Отче наш», только не на латыни, а на наречии тех, кто живет за проливом Сент-Джорджа. Мой дед по матери происходил родом оттуда, из города Корк, я уродилась в него — рыжей и склочницей. Дед говорил, что почти все существа, рожденные ночью, обычно не обращают внимания на молитву, если только не произнести ее на понятном им языке. Гэльский древнее латинского, потому я рискнула попробовать. С перепугу схватишься за соломинку.
«Ирландия! А я-то ломаю голову, почему мне послышались знакомые слова, — сообразил сэр Гисборн, проведший несколько месяцев на Зеленом острове, когда ныне покойный король Генрих решил поставить своего младшего сына Джона наместником в Эрине. — А Дугал, похоже, совершенно забыл о том, что мы освящали в Туре оружие, и рванулся в драку, надеясь только на удачу. Повезло… хотя могло и не повезти. Однако нужно что-то решать, и побыстрее. Мистрисс Уэстмор не откажешь в сообразительности: выложила все, как на исповеди. Мол, хотели доверия — получайте. Доверие-то — палка о двух концах. Любой трижды призадумается, прежде чем решит хоть пальцем тронуть девчонку. Сам себе потом станешь противен. Отговаривать от задуманного бесполезно, а ее приятель, судя по всему, полезет за ней в огонь и в воду… Готов поспорить на что угодно — далеко они не уедут. Они хоть понимают, что теперь их станут ловить еще азартнее? Не только ради золота, но и как нежелательных свидетелей?»
Все же Гай решил сделать попытку:
— Мистрисс Изабель, на вашем месте я бы не испытывал судьбу и вернулся в Тур. Неужели среди ваших знакомых не найдется человека или людей, которым вы можете доверить ваше поручение и которые справятся с ним гораздо лучше, нежели… э-э… молодая леди?
— Я не леди, — без малейших признаков обиды уточнила девушка. — Я всего лишь горожанка торгового сословия и купеческая дочка. Да, вы правы, можно повернуть назад, разыскать подходящих людей, потратив уйму лишнего времени и стараясь забыть, что любой день задержки грозит неприятностями. Понимаете, наше ремесло отчасти схоже с мельничными жерновами. Каждый должен вращаться в своем ритме, помогая остальным. Остановится один — встанет все сооружение, не будет муки, не будет хлеба и кому-то предстоит голодать. Мне бы не хотелось стать этим «кем-то».
— Брось, Гай, — подал голос Мак-Лауд. — Их не переупрямишь, да и зачем? У них тоже свой долг. Я вот что думаю: почему бы нам не поехать вместе, благо по пути?
Торговая парочка насторожилась, прикусив языки и не веря в собственное везение.
Я вот что думаю: почему бы нам не поехать вместе, благо по пути?
Торговая парочка насторожилась, прикусив языки и не веря в собственное везение. Сэр Гисборн задумался: конечно, вероятные попутчики не станут обузой, ибо привыкли к бивачной жизни и тяготам долгого пути. С другой стороны, женщина… Хотя что здесь особенного? Королева-мать Элеонора в семьдесят с небольшим годков за три седмицы пересекла всю Францию, дабы учинить нагоняй сыну-королю. Мистрисс Изабель, конечно, не прекрасная благородная девица, но она и ее друг угодили в нешуточную беду. Первейшая же обязанность любого дворянина, именующего себя рыцарем, состоит в оказании помощи ближним своим, невзирая на происхождение. Вдобавок им известны здешние дороги…
— Пожалуй, это верная мысль, — медленно произнес Гай. — Мистрисс Уэстмор, раз вы настолько убеждены в необходимости отправиться в столь долгое путешествие, то, полагаю, вы и ваш спутник не откажетесь от нашего сопровождения?
Впоследствии он не раз пожалел о сказанном, но, как известно, содеянного не воротишь.
* * *
Гай вспоминал полуночный разговор, и наступившее затем промозглое серое утро, когда он и Мак-Лауд отправились на вырубку, оставив Франческо и мистрисс Изабель хозяйничать на стоянке. В подернутой легким инеем высокой траве остались черные, словно выжженные огнем, проплешины — следы канувшего в никуда ночного существа, в точности повторяющие очертания рассыпавшегося доспеха. Дугал старательно потоптался на каждом из них, затем достал кинжал и тщательно вырезал на обгорелом дерне некую загадочную фигуру, похожую на паутину, со значительным видом пояснив, что именно так можно воспрепятствовать возвращению слуа и его жутковатых сородичей в мир живых.
Труп человека по имени Анселен Ле Гарру отыскался без особых трудов. Меч слуа почти разрубил его напополам, кровь за ночь вытекла, и теперь некогда довольно привлекательное лицо походило на нелепую синюшную маску. Дугал притащил с собой запасную попону, в которую завернули окоченевшего и твердого, как дерево, мертвеца.
Никаких инструментов для рытья могилы у компаньонов не имелось, зато на опушке леса они наткнулись на оставшуюся после весенних дождей и высохшую промоину вполне подходящей глубины. Продолговатый сверток аккуратно опустили в нее и, подрубив несколько корней, засыпали обрушившейся с краев ямы землей, завалив сверху разысканными поблизости камнями. Вместо креста между валунами по давней воинской традиции воткнули рукоятью вверх меч Ле Гарру, найденный пришедшим помогать Франческо. Явилась хмурая мистрисс Изабель, неся пестрых ворох осенних листьев. Молча высыпала их на могилу и спросила, кто прочтет поминальную молитву. Вызвались Гай и Франческо, по молчаливому соглашению выбор пал на ноттингамца.