* * *
Она не могла точно сказать, сколько просидела так, бессмысленно пялясь на перечеркивающие пол красные линии и невнятно бормоча про себя. В какой-то миг она точно услышала свой голос со стороны и вяло подумала, с какой стати повторяет именно эти слова? Допустим, чтение Pater Noster вполне объяснимо — человеку необходимо верить в защиту высших сил, особенно если он угодил неведомо куда. Но почему между молитвами она принималась почти беззвучно напевать песенку, слегка отдававшую терпким яблочным ароматом прежнего, исчезающего Зеленого Острова:
Я искала тебя в золотой башне,
Я искала тебя на свежей пашне.
Я искала тебя в молоке и хлебе,
Отыскались следы на высоком небе.
Расступись, тучи; налети, ветер,
Донеси голос к берегу моря…
— Хотелось бы знать, кого вы так старательно ищете, молодая особа? — сварливо поинтересовалась Изабель. — Очередного рыцаря на белом коне? Не волнуйтесь, никто за вами не прискачет.
— Очередного рыцаря на белом коне? Не волнуйтесь, никто за вами не прискачет. У ваших рыцарей хватает неприятностей и без вас.
Она пошевелилась, разминая затекшие ноги, и попыталась встать. Хромая, совершила несколько кругов по залу, старательно осматривая каждую дверь. Она даже пересчитала их — ровно двенадцать. Попытка узнать время по тому, как быстро сгорают свечи на бронзовом колесе, не удалась — белые толстые столбики не желали уменьшаться в размерах, и Изабель решила, что это вполне отвечает здешним порядкам, отвергающим любые законы и традиции.
В отчаянье она шлепнулась на четвереньки и попыталась заглянуть в щели под дверными створками, но и тут ей не повезло. Двери настолько плотно примыкали к каменным порогам, что не пролезало даже тонкое лезвие стилета. Изабель тихонько зарычала — наполовину от страха, наполовину от ярости — и снова уселась ждать неведомо чего. Время неслышно текло мимо, не задевая ее, единственными звуками оставались далекая мерная капель да шлепанье изредка срывавшегося вниз воскового наплыва. Изабель превратилась в раскрашенную статую, жили только ее мысли — быстрые, нетерпеливые и тревожные.
«Это загадка, — повторяла она себе. — Забудь о Рамоне и его бреднях. Ты должна понять, в чем кроется здешний секрет, разгадать его смысл и тогда наверняка сможешь выбраться. Ищи решение. Неужели после всего, через что нам довелось пройти, ты опустишь руки и заноешь: извините, я устала, это мне не по силам и вообще это не мое дело?»
Нам.
Изабель озадаченно потерла согнутым указательным пальцем нижнюю губу. Коротенькое такое, простенькое словечко. Обозначает некое количество людей, большее двух. Мы: трое молодых мужчин и девушка, сведенные любящей пошутить судьбой и пережившие вместе довольно-таки трудные дни. Она принялась размышлять о своих попутчиках, вызывая в недовольно ворчащей памяти имена, голоса и лица. Франческо — единственный пока в ее жизни человек, ради безопасности которого она была готова лгать и убивать, не колеблясь и не беспокоясь о собственной душе. Почему — она не знала, но твердо верила в правильность своего решения. Дугал. Она уважала подобных людей и хотела бы стать его другом — если только этот человек допускает мысль об обычной дружбе между мужчиной и женщиной. Впрочем, как знать?
Гай… Хм. Интересно, что он думает о ней после всего, что произошло в Ренне? Он и так-то невысокого мнения о представителях торгового сословия, а теперь, наверное, не захочет даже смотреть в ее сторону. Жаль. Очень жаль. Он, наверное, сам не догадывается, какое впечатление производит. Интересно, у него есть невеста или просто знакомая девушка, которая терпеливо ожидает возращения отправившегося в Палестину героя?
— Трижды правы те, кто называет женщин суетными и тщеславными созданиями, — пробормотала Изабель. — Чем ты занимаешься, дорогая? Сидишь и предаешься праздным мечтаниям о человеке, для которого ты — не более чем досадная обуза, — она вскочила и заметалась по круглому залу, точно пыталась схватить ускользающую догадку. Она чувствовала, что построила верную цепочку от одной мысли до другой, и ей не хватает самой малости, крохотного звена до правильного ответа на невысказанную загадку.
— Эй! — она замерла в центре зала, как раз посреди скрещивающихся линий, начавших подсыхать и приобретать буроватый цвет сворачивающейся крови. — Эй, мне все это надоело! Или вылезайте и начнем веселье, или я ухожу! Нехорошо заставлять даму ждать!
«Куда это ты собралась, интересно?» — злорадно напомнил невовремя проснувшийся здравый смысл, и прикусил язык. Изабель мимолетно поразилась, какое раскатистое и долгое эхо породил ее неожиданный выкрик, а потом затаила дыхание, прислушиваясь.
Ей померещился ответ — смутная тень далекого человеческого голоса.
— Я здесь! — на сей раз она заорала изо всех отпущенных сил, не сомневаясь, что завтра — если это «завтра» когда-нибудь наступит — она сможет только шептать, и напрочь позабыв о том, что на ее вопли могут сбежаться все обитающие в этом пугающем месте существа. — Я здесь!
Непонятный отдаленный звук стал отчетливее, приближаясь с каждым мгновением. Поначалу она сочла его похожим на хруст бьющегося стекла или тонкой глины, но потом добавилось что-то новенькое — пронзительный треск раздираемого (или, что вероятнее, разрубаемого мечом) жестяного листа. Свистящий скрип — лезвие с трудом продирается через слои металла, застревает, его яростно дергают, извлекая наружу, и оно снова пронзительно скрежещет, пролагая путь. Возможно, к ее освобождению. Но что, если ее спаситель откроет дверь, войдет и тоже окажется в ловушке?