Только тогда он начинает кричать и просыпается. Вернее, кричит, приходит в себя, судорожно пытается вскочить и снова кричит — на этот раз от ослепительно-белой молнии боли, пронзающей левую руку. Не худа без добра: вспышка заставляет вспомнить, что его тринадцатилетие давным-давно осталось позади, вместе с друзьями детства и падением в реку. В тот промозглый весенний день он сумел поймать брошенную веревку, и приятели выволокли его наверх — трясущегося от пережитого прикосновения Старухи с косой, но не угомонившегося. Он никогда не задумывался, почему они всегда поддерживают его, какой бы замысел не пришел ему в голову, считая их поступок само собой разумеющимся. Разве он не был самым сообразительным и решительным среди них? Друзья защищали его перед сверстниками, когда их компания сталкивалась с другой, перед рассерженными родителями, решавшими, что пора положить конец проделкам младшего отпрыска, и не покинули его, когда… Когда что?
Когда игра перестала быть игрой и обернулась безжалостной жизнью. Они погибли, дав ему возможность скрыться. Он твердо знал: в последний миг своей суматошной жизни сквозь дрожащее пламя свечей он увидит их лица, навсегда оставшиеся молодыми, лица не осуждающие, но вопрошающие — исполнил ли он данное обещание?
— Я старался, — пробормотал он. — Видит Бог, я очень старался.
Он оперся на правую руку — в ладонь впились острые ребра крохотных камней — и осторожно сел. Перед глазами плавали разноцветные точки, и он ничуть не удивился, нащупав на затылке, под слипшимися в колтун волосами, широкий рваный шрам. Ему еще повезло, он не размозжил голову, с размаху брякнувшись на дно оврага. Докучно саднили царапины — множество незначительных и несколько глубоких, начавших заплывать кровью. Слева, под ребрами, при малейшем движении остро напоминала о себе не слишком удачная попытка сбежавшего противника проделать в нем небольшую дырку.
Слева, под ребрами, при малейшем движении остро напоминала о себе не слишком удачная попытка сбежавшего противника проделать в нем небольшую дырку. Разрезанная ткань рубахи и пледа присохла к ране, и он скривился, представив, с какими мучениями придется ее отдирать. На мелочи вроде сорванных ногтей и разбитых губ он не обратил внимания.
Хуже всего обстояли дела с левой рукой. Ее пришлось перекладывать на колени, точно некий посторонний предмет. Там она и осталась лежать, напоминая фиолетово-багровый распухший окорок, потерявший всякую возможность двигаться и кое-где насквозь проткнутый неожиданно белыми и чистыми обломками кости. К счастью, кровяные жилы и связки вроде не пострадали, хотя крови на нем самом и на валунах поблизости хватало с избытком.
— Случались деньки и получше, — мрачно поделился он с безмолвной стеной оврага, носившей заметные следы его отчаянных попыток остановить скольжение вниз по склону. Рука, сломанная по меньшей мере в двух, если не в трех местах, сгорала в безжалостном незримом огне. — Но коли в этом мире за все приходится платить…
Он еле успел отклониться в сторону — его вырвало. Обломки костей с отчетливым скрежетом терлись друг о друга. Любому известно, что человеческое тело, к сожалению, не настолько выносливо, как хотелось бы, а люди оружия рискуют собой гораздо чаще остальных. Он соглашался с этим и не собирался чрезмерно огорчаться по поводу нынешнего невезения. В конце концов, кто лет пять назад устроил лихие скачки с препятствиями на плохо объезженной лошади, завершившиеся месяцем унылого пребывания в лечебнице какого-то крохотного монастыря? Вот то-то же.
* * *
…Сегодня все обстояло намного серьезнее, нежели в прошлый раз. Ему необходима помощь и как можно скорее, иначе придется всю оставшуюся жизнь обходиться одной рукой. Кроме того, если он не вернется к утру, его компаньонам, и без того находящимся в незавидном положении, начнут задавать разные неприятные вопросы, и не приведи Господь, чтобы монахи из Алье явились именно сегодня.
Наконец, ему теперь известно кое-что из того, что обитатели замка предпочли бы держать в глубочайшей тайне. Только как могла выйти такая нелепица: он валяется здесь (луна вот-вот скроется за вершинами, значит, с момента падения миновало не меньше четверти часа), а его законная добыча, его враг, разгуливает на свободе? Перед взглядом памяти мелькнули отрывистые картины схватки: отчаянная попытка дотянуться до собственного ножа и увернуться от полосующего воздух узкого серповидного лезвия, скрежет разбрасываемой гальки, звон столкнувшихся кинжалов, пропущенный удар в лицо — черт, больно ведь! Потом… потом ему удалось вывернуть руку противника и, безжалостно молотя ее по камням, заставить того разжать пальцы и выпустить клинок. Лишившись оружия, добыча истошно завизжала и попыталась кусаться, но присмирела, несколько раз чувствительно схлопотав по физиономии и ребрам.
И тут наконец-то получивший возможность разглядеть противника Дугал несколько опешил, торопливо решая, что предпринять. Связать пойманного зверя и притащить к воротам замка? Никто не поверит его рассказу, и граф Редэ в первую очередь. Может, прикончить? Неподалеку протекает Од, столкнуть труп в реку… Через день или два он всплывет ниже по течению, никто не догадается связать смерть на охоте с гостями Ренна…