Он нагнул голову, проходя под низкой полукруглой аркой, и коротким жестом смахнул упавшую на глаза прядь.
Он нагнул голову, проходя под низкой полукруглой аркой, и коротким жестом смахнул упавшую на глаза прядь. Вот она, его цель — непонятная и влекущая к себе.
* * *
«Дурацкая затея, — непреклонно заявил Гай Гисборн, выслушав своего компаньона, и продолжал настаивать на своем мнении, даже когда понял — Мак-Лауда не переубедить. — Дурацкая, опасная и совершенно бессмысленная. Тебя могут заметить раньше, чем ты спустишься. Ты можешь просто сорваться, наконец! Если тебе настолько не дорога собственная жизнь, подумай хотя бы о нас! Нам дали отсрочку, неужели мы потратим ее на такие глупости?»
— Все обойдется, — отверг любые возражения Дугал. — Никому даже в голову не придет, что я уходил. В случае чего смело говорите: «он пьян в стельку» или «мы не знаем, где он шляется».
— Зачем тебе это надо? — сэр Гисборн попытался воззвать к разуму приятеля. — Ты не сможешь подслушать, о чем будут разговаривать братья де Транкавель, и вдобавок, как ты их догонишь? Что ты вообще надеешься узнать? В чем ты их подозреваешь? Думаешь, они разболтают тебе все свои секреты? А если им всего-навсего захотелось ненадолго отдохнуть от творящихся в их кровном владении бесчинств и от нас?
— Постараюсь вернуться до рассвета, — коротко бросил шотландец в ответ на все возражения Гая. И ушел — налегке, захватив только кинжал да украденную в замковой конюшне связку тонкой длинной веревки, провожаемый восхищенным взглядом Франческо и оздаченно-встревоженным, принадлежавшим Изабель. Около часа они терпеливо болтались по верхнему двору крепости, замерзая на пронизывающем ветре и каждый миг втайне ожидая криков стражи, извещающих о пытающемся бежать из замка человеке. Время пришло и прошло, никто не поднимал тревоги, из чего следовало — некий Дугал Мак-Лауд по-прежнему оставался любимчиком непостоянной дамы по имени Удача. Он благополучно улизнул, оставив компанию в тревоге по поводу грядущих перемен и полнейшем безделье.
Мистрисс Изабель отправилась по своим загадочным делам, Франческо, бесцельно покрутившись по комнатам, тоже улетучился в неизвестном направлении (как заподозрил Гай, в сторону хозяйских покоев. Он надеялся, что у мессира Бернардоне хватит ума ограничиться куртуазными беседами), на долю брошенного всеми ноттингамца выпало единственное доступное занятие: прилечь и подремать вполглаза, ожидая возращения своих попутчиков с новостями — плохими или хорошими.
Сон не шел. В голове, подобно стае напуганных птиц, мельтешили, сталкиваясь, вопросы без ответов, назойливо возвращались одни и те же образы: падающий с галереи Хайме; тщательно выписанные строчки непонятной книги, яркие красные и зеленые буквы, открывающие каждую новую главу; горделивые башни Ренн-ле-Шато, внутри которых кроется затхлый туман; и снова том в блекло-синей обложке. Гай знал о том, что всякую вещь, событие, мысль, даже призрачные ночные видения можно рассматривать с нескольких точек зрения: буквально, аллегорически, в поисках морального наставления и в высшем, символическом значении, однако сущность подобных размышлений оставалась для него тайной за семью печатями. Он не слишком задумывался над своими взглядами на мир, и вот, словно назло, угодил в место, где любое произнесенное слово таит несколько смыслов.
Убедившись, что заснуть не удастся, Гай тоскливо посмотрел в окно, где сгущались ранние осенние сумерки. Мак-Лауд, наверное, уже далеко от Ренна — здесь, конечно, не его родной Хайленд, но тоже горы. Раздолье для человека, с детства привыкшего носиться по крутым склонам и не признающего мощеных дорог.
Сэру Гисборну еще никогда не доводилось оказываться в заключении, иначе бы он сразу признал изматывающую любого узника тоску по возможности покидать место своего заточения.
Вроде никто не заставлял сидеть его здесь, в комнате, он вполне мог выйти, пройтись по замку и даже подняться на стену, полюбоваться окрестностями, однако разум продолжал твердить: «Ты в западне и никогда не выберешься отсюда».
Он перебрался из спальни в гостиную, сунул полено в ненасытную глотку камина, обнаружил лежащую на сундуке клеймору Мак-Лауда, наполовину вытащил ее из ножен и какое-то время разглядывал причудливый узор из сплетенных ветвей на непривычно широкой гарде. Рядом с мечом валялся некий предмет, и Гай поднял его, не сразу признав темно-коричневую, лоснящуюся кожу, прошитую толстыми красными нитями. Уходя, компаньон бросил почти все таскаемые с собой мелочи, чтобы не мешали, в том числе и неизменный кошель, висевший на поясе. От скуки сэр Гисборн решил поинтересоваться его содержимым, расстегнул пряжку и вывернул на стол.
Обычное имущество привыкшего к долгим дорогам человека, если не считать аккуратного холщового свертка, для лучшей сохранности обвязанного шнурком. Гай узнал его по форме — рукоять от меча слуа, она же ключ от неведомой двери. Дугал совсем спятил, коли таскает эту дрянь с собой. Может, выкинуть ее? Потом крику не оберешься… А что, если?..
Гай осторожно подтянул сверток поближе, заодно убеждаясь, что загадочная вещь по-прежнему сохраняет неодушевленность. Нерешительно взял в руки. Поколебавшись, сунул за пазуху, вздрогнув от прикосновения обжигающе-холодного металла, ощущавшегося даже через холст, и быстро вышел из комнаты. Он представления не имел, застанет ли нужного ему человека на месте, однако некий голос подсказывал: бывают встречи, которые не назначаются, и на которые приходишь независимо от своего желания и первоначальных намерений.