— Павлин…
— Что?
— Давай вернёмся. И сегодня уже никуда не пойдём. Нам и так уже хватит. Шесть осколков. Нормально. Давай вернёмся.
— Нет.
— Нас же никто не обязывает продолжать.
— Беверли мне рассказала, что было в театре. Сказала, что это было самое лучшее из всего. И самое худшее из всего. Самое сильное. Это правда?
Я кивнула.
— Ну вот. А этот товарищ, этот Томас Коул, писатель… у него есть какое?то волшебство. Осколок, который сейчас у него… это что?то хорошее и красивое. И нам оно нужно.
— Красивое?
— Да, бля, что?то очень красивое. В первый раз, слышишь… в первый раз в жизни мне это нужно.
Я уронила голову на руки.
— Марлин, ну еб твою мать. Что ещё говорить? Все разваливается, ты же видишь, а я пытаюсь как?то все удержать, честно пытаюсь.
— Я знаю.
— Если тебе уже невмоготу, ты езжай. Забирай чемодан. Возвращайся домой. Что ещё говорить? Уезжай. А мы с Бев продолжим, как бы там ни было…
Я задумалась над его словами. Мне представилось, как я еду одна в машине.
Мне представилось, как я еду одна в машине. Возвращаюсь домой. В свой одинокий холодный дом. Это было заманчиво — и так страшно. Так хорошо, и в то же время — плохо. Но я уже знала ответ. Ответ мог быть только один.
— Нет.
— Нет? Ты уверена?
— Мы столько всего…
— Что?
— Мы столько всего пережили вместе.
Павлин кивнул. Он помолчал пару секунд, а потом вдруг сказал:
— Все равно я тебе не скажу моё настоящее имя.
Он свернул себе сигарету. Он уже не смотрел на меня. Какие?то детишки собрались у автомата, ближайшего к нашему столику. Павлин покосился на них. Сунул в рот сигарету, прикурил.
— Когда я вышел из того прицепа, для меня все изменилось. Все. Я убил своё прежнее «Я». И у меня уже не было выбора. Я стал другим человеком. Этим Джоном Павлином. Вот он я — в ожидании себя. Спендер действительно все продумал. У меня было все, что нужно. Имя, образ, надлежащие документы. И новая цель.
Он глубоко затянулся и выдохнул дым.
— Работа, в сущности, та же самая. А цель — да, другая.
— Бандит Билли?
— Я вышел из этого лагеря. Я так до конца и не понял, что произошло. Но когда мы увиделись с Билли в следующий раз, я вдруг понял, что вычисляю, как бы к нему подобраться, как бы застать его одного. Понимаешь, в чем дело: Билли как?то узнал, что Спендер его «заказал». Так что он был доволен, Бандит, что я убрал Спендера. Но Билли не знал, что его «заказали» мне, что я и есть этот киллер, который должен его прикончить. Я сам был не уверен, пока не выстрелил.
Павлин замолчал. Его лицо вдруг посуровело.
— И что было дальше? Ты убил его?
Он оглядел зал игровых автоматов. Тапело уже не играла. Она наблюдала за тем, как играют мальчишки.
— На это мне не хватило умения. — Павлин коротко хохотнул. — И вот с тех пор я в бегах.
— А чем все закончилось?
— Ничего не закончилось. Когда я вышел из того прицепа, я не просто стал кем?то другим. Я стал собой. Настоящим. Понимаешь, Марлин? Понимаешь?
— Ты стал собой.
Павлин посмотрел на меня сквозь сигаретный дым.
— Да, — сказал он. — Именно так все и было.
* * *
Я подошла к Тапело, которая наблюдала за играющими мальчишками. Они полностью погрузились в игру, эти два мальчика: палили лазерными лучами по фигурам на сферическом экране. Повсюду вокруг свет дробился на части. Музыка распадалась по нотам. Шум проник глубоко в механизм. Но мальчики все равно продолжали играть, двигая рычажки на приборной панели с какой?то даже маниакальной сноровкой, а когда кто?то из них поворачивался на вертящемся стуле, я видела, какие у них были лица — сосредоточенные, отрешённые.
— Что происходит? — спросила я. — «Просвета», что ли, объелись?
— Нет, — сказала Тапело.
— А что? Они тоже невосприимчивы?
— Нет. Тут другое. Они играют с ней, Марлин. Они играют с болезнью.
Это были совсем ещё дети. Лет девять?десять, не больше. Крошечные камеры, установленные на машине, отмечали каждое их движение. Я повнимательнее присмотрелась к игре, к этому миру внутри сияющей полусферы. Это было всего лишь подобие реальности, далёкое от совершенства, но живое своей чужеродной странностью. Автомат скопировал образы мальчиков и наложил их на фигурки в игре — сотни крошечных человечков, размноженные подобия. Анимированные копии двух мальчиков выбирались из сточных канав, выбегали из дверей, спрыгивали с рекламных щитов. Искажённые образы, тронутые болезнью. Забитые шумом. Зыбкие, меркнущие, мигающие.
Но мальчикам это совсем не мешало. Они как будто и не замечали помех. Они сражались друг с другом, в игре. Они убивали друг друга.
— Смотри, куда они целятся, — сказала Тапело.
Эти дети, с их застывшими лицами, с их распахнутыми глазами, озарёнными жутковатым сиянием. Разноцветные искры в разомкнутых схемах. Я присмотрелась, куда они целятся. Не во вражеские фигурки, а чуть?чуть в сторону, или чуть выше, или чуть ниже. Они целились мимо. Причём нарочно. Следы от скрещённых лазерных лучей были похожи на взвесь золотой пыли в воздухе. Вспышки пламени перед глазами. Тихие взрывы, крики — голоса, отделённые от тел. Мальчики убивали друг друга, одного за другим.
— Они его крякнули, Марлин. Взломали код. Понимаешь?
— Код?