— Что там?
— Дома. Похоже, деревня.
— Будем надеяться, там есть кафе.
Но когда мы подъехали ближе, оказалось, что это та же деревня, где мы уже были: всего одна улица, ничем не засаженные участки, ярко раскрашенные дома.
— Тут мы уже проезжали, — сказала Хендерсон.
На этот раз краски на стенах домов казались ещё насыщеннее, ещё ярче. Воздух вибрировал цветом; у меня в голове гудело.
— Ага, — сказал Павлин, — а вон и демонстрационный дом.
Молодое семейство так и сидело в саду, в полном составе, и они опять помахали нам, когда мы проехали мимо.
— Это не они, — сказала Тапело.
— Что?
— Это другая семья. Смотрите, жена — блондинка. А в прошлый раз была брюнетка.
— Да ладно.
— Это другая деревня.
— Блин, а девчонка права, — сказал Павлин. — Где мы вообще? Что за хрень?
— Всё, мне надоело, — сказала Тапело, закрыла шахматную доску и убрала её в сумку. При этом она как?то неловко дёрнула рукой, и часть содержимого вывалилась из сумки. Книжка в мягкой обложке, пара монеток, сигареты и маленькая пластмассовая штуковина. Я сперва даже не поняла, что это было. Плоская прямоугольная штука бледно?зеленого цвета с эмблемой в уголке.
Зеркало.
Маленькое раскладное зеркальце в футляре с крышечкой. С эмблемой известной компании, производившей косметику.
Запрещённая вещь.
Тапело заметила, как я уставилась на её зеркальце. Глядя мне прямо в глаза, она убрала его в сумку. А потом поднесла палец к губам в безмолвной просьбе не выдавать её.
— Что там у вас происходит? — спросила Хендерсон. Девочка посмотрела на меня и покачала головой.
— Ничего, — сказала я.
Тапело улыбнулась на долю секунды, а потом взяла в руки атлас, который Хендерсон зашвырнула к нам, на заднее сиденье. Пролистала, открыла на определённой странице. Потом она пару секунд пристально изучала карту, водя пальцем по линиям дорог. Сопоставила то, что снаружи, и то, что на карте. Закрыла глаза.
— Следующий поворот налево, — сказала она. — А потом второй — направо.
— Что? — сказала Хендерсон.
— Ты уверена? — спросил Павлин.
— Просто делай, как я говорю.
* * *
Лес закончился, мы выехали в более «обжитую» зону. Дорожные знаки вновь обрели смысл. На одной придорожной площадке для остановки автомобилей какая?то пожилая пара устроила маленький рынок. Всего?то два раскладных столика, несколько стульев, брезентовая ширма от ветра.
Женщина продавала цветы.
Мужчина сидел за мольбертом. Рядом стоял большой щит с отпечатанной надписью. Мы притормозили, и Тапело прочитала, что там написано.
— Портреты маслом. Гарантировано сходство с оригиналом.
Тут же стояли образцы работ: кляксы в тёмных тонах и размашистые мазки более ярких цветов — как следы от порезов.
Я не смогла разглядеть ни одного человеческого лица.
* * *
За соседним столиком сидели двое мальчишек. Они подкалывали друг друга, изощряясь в остроумии, и, похоже, вовсю веселились. Они то и дело поглядывали на Тапело: то один, то другой.
— И чего вы уставились? — спросила Хендерсон.
Они то и дело поглядывали на Тапело: то один, то другой.
— И чего вы уставились? — спросила Хендерсон. Мальчишки вернулись к своей игре.
Мы все же нашли, где позавтракать. Какую?то грязную забегаловку. Но это все?таки лучше, чем ничего. Тапело, как оказалось, дала правильное направление. А теперь Хендерсон принялась до неё докапываться.
— Ну ладно, девочка, давай прощаться.
— Вы что, правда бросите меня здесь?
— Можешь не сомневаться. Вот, видишь, ребята. Они тебя и покатают. Иди познакомься. Они вроде прикольные. Повеселишься.
— Интересно, — сказал Павлин, — а какой вкус у этой фабричной еды? То есть на самом деле?
Он уже принялся за вторую порцию «сытного завтрака».
— А тебе не все равно? — сказала Хендерсон. — Ешь, насыщайся.
— Слушай, девочка…
— Что? — спросила Тапело.
— Что это, по?твоему? На вкус?
— Господи, — Хендерсон закатила глаза, — на вкус это завтрак.
— Давай попробую, — сказала Тапело.
Павлин подцепил на вилку свою еду и передал вилку Тапело. Она прожевала кусок. Прикрыла глаза, перекатывая пищу во рту. Устроила настоящее представление, изображая великого дегустатора.
— Меня сейчас вырвет, — сказала Хендерсон.
И все это время Тапело смотрела на меня; как будто у нас с ней был общий секрет. Хотя, собственно, так и было.
— На вкус это яичница с беконом, — сказала она.
— Усраться можно, — сказала Хендерсон.
— Прикольно, — сказал Павлин. — А мне кажется, это заварной крем. Не яичница, а сладкий крем.
— А вместо бекона? — спросила Тапело.
— Чернослив. Да, именно так. Заварной крем с черносливом.
Я пошла звонить Кингсли. Мужчина за стойкой сказал, что телефон — в том конце коридора, и пожелал мне удачи. Телефон лежал на полу, у входа в мужскую уборную… Я наклонилась, подняла аппарат, сняла трубку. Треск и помехи на линии. Никакого гудка. Я потыкала пальцем в кнопки. Безрезультатно. А потом я заметила перерезанный провод.
Тогда откуда взялись помехи?
Когда я вернулась за столик, Хендерсон с Тапело снова ругались.
— Когда мы приедем на море, — сказала Тапело.
— Что?
— Можно будет пойти на пляж. Ну, то есть погулять по пляжу.
— Мы, может, и погуляем. Но тебя с нами не будет.
— Но я же вам хорошо помогаю. Вчера вечером…