Брошенные машины

Бежать уже некуда. Болезнь пожирает весь мир и когда?нибудь доберётся и до тебя…

Хендерсон сидит впереди. Она какая?то необычно тихая. Я знаю: она беспокоится.

Девочка, Тапело, сидит со мной, сзади.

На самом деле мы не то чтобы пришли к соглашению. Ну, что Тапело поедет с нами. «Она может нам пригодиться». Слова Павлина. А Хендерсон только кивнула, и мы все вчетвером вышли из той забегаловки и уселись в машину. У меня было чувство, что все, что со мной происходит, происходит само по себе, а меня просто тянет за происходящим. Эти события — они от меня не зависят, но если бы мне уда?лось ухватиться за них, если бы я поняла их смысл, если бы я сумела что?то из них сотворить, если бы…

Мы едем.

Тапело читает книжку. Эдгар Аллан По, издание в мягкой обложке. «Гротески и арабески».

Я помню, она говорила, что учится в колледже. Надо думать, она его бросила. Она бросила все: и семью, и друзей. Ведь наверняка у неё есть семья. Мама, папа. Может быть, и бойфренд, но она бросила все.

Это поспешное, опрометчивое решение.

Бросить все. Освободиться.

Я даже представить себе не могу, каково этим людям, у которых иммунитет к болезни. Я раньше таких не встречала. Я знаю, что их очень мало и им сейчас нелегко. За ними охотятся, их убивают. Известен один жуткий случай, когда мужчину нашли с перерезанным горлом — у него высосали всю кровь. Помню, у нас в журнале была статья об этих людях. Каждую неделю они должны появляться в больнице, к которой прикреплены, чтобы сдать кровь. У них в крови есть какой?то гормон, на основе которого делается «Просвет». Говорят, что одна капля такой гормональной вытяжки подавляет больше миллиона искажённых сигналов.

Говорят, что одна капля такой гормональной вытяжки подавляет больше миллиона искажённых сигналов.

Тапело сняла свой шарф. Теперь она уже не напрягается так, как раньше. Она стала спокойнее. И как будто замкнулась в себе. Совершенно самодостаточный человек, который живёт в своём собственном мире. Может быть, мы все такие — теперь. Мы все движемся сквозь этот шум, ограниченные собственным существом. Наша плоть, волоски на коже, наше тесное маленькое пространство; мы боимся касаться друг друга, боимся слов, сказанных невпопад и не к месту, боимся внезапных порывов, потому что мы не решаемся доверять даже себе.

И все же…

И все же какая?то связь существует. Я постоянно ловлю себя на мысли о крови Тапело, об этой живительной вытяжке из её тела. Которую потом разводят, выпаривают, измельчают в порошок, подкрашивают, засыпают в капсулы. Или закачивают в шприцы — в жидком виде. Загружают в контейнеры, развозят по всей стране, и люди принимают лекарство, и кто знает, откуда берутся все эти капельки и где они завершают свой путь. Может быть, в моей утренней порции препарата была и частичка Тапело.

Самая ценная составляющая.

А потом я вспоминаю Анджелу. Все эти таблетки, инъекции, как препарат течёт в трубке капельницы — словно в замедленной съёмке. Жидкость в её барокамере. Постоянный приток препарата, чтобы дать ей отсрочку.

Затуманенное сознание.

Это — все. Больше уже ничего не будет. Все бесполезно. Ещё несколько месяцев жизни, а потом — недель жизни. Дней жизни.

Часов, минут и мгновений. Все…

Я не знаю, может быть, это неправильно, но, как бы там ни было, эти люди дают нам отсрочку. Такие, как Тапело. Эти одинокие люди, которых так мало.

Я прикоснулась к её руке.

— Что?

— Слушай…

— Что там у вас происходит? — спросила Хендерсон.

— Я хочу ей рассказать.

Хендерсон не обернулась к нам. Она только хмыкнула и покачала головой.

— Что рассказать? О чем? — спросила Тапело.

— Дело твоё, Марлин, — сказала Хендерсон. — Мы тут вообще ни при чем, только, как говорится, за ради денег.

— Каких денег?

— Больших денег, девочка. Ты столько в жизни не видела.

Мы выехали на эстакаду над промышленной зоной: большие здания без окон, автостоянки, складские ангары. Рваные клочья дыма. Все — бесцветное, тусклое. А вдалеке — стеклянный фасад офисной башни, сжимающей небо в холодных объятиях.

— Так что ты хотела мне рассказать? — спросила Тапело. Я посмотрела на неё.

— Есть один человек. Его зовут Кингсли.

— Да, это я уже знаю.

— Я брала у него интервью для журнала. Так мы с ним и познакомились.

— И этот Кингсли…

— Коллекционер.

Тапело на секунду задумалась.

— Ага. И что он коллекционирует?

— Да разные вещи. Диковины, хитрые изобретения. Зеркала…

— А он что, красивый мужчина?

— Дело не в этом…

— Значит, он сумасшедший? — Сумасшедший?

— Ага, — сказала Тапело. — Это такой сумасшедший красавец, который только и делает, что целыми днями смотрится в зеркало. И по ночам тоже.

— Нет. Он не сумасшедший…

— Ну еб твою мать, — сказала Хендерсон. — Чего тут рассказывать? У нас есть работа, и мы её делаем.

— Да ладно, Бев, — сказал Павлин. — Все очень непросто.

Мы слегка сбавили скорость, чтобы нас обогнал грузовик доставки. Впереди машин было больше — они выезжали на автостраду с подъездной дороги.

Водители психовали, машины сигналили. Клочья дыма подплывали все ближе.

— Кажется, я пропустил нужный съезд, — сказал Павлин.

— Что? — сказала Хендерсон.

— Я не знаю…

У меня перед глазами стояла мутная жёлтая пелена, которая дрожала, как пламя.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79