— А что вам нужно?
Совсем молоденький мальчик, дёрганый, нервный, с бегающим взглядом и длинными всклокоченными волосами, падающими на глаза. Теперь он смотрел на меня. Похоже, ему это стоило немалых трудов — остановить взгляд на чем?то одном. Мне вдруг стало жалко его, очень жалко.
— Зачем вы пришли? Что вам нужно? — Мы пришли на спектакль, — сказала Хендерсон. Джейми прикоснулся к нитяному шнурку, который носил на шее вместо цепочки. Его руки тряслись, когда он доставал шнурок из?под футболки. И тогда я поняла, почему Кингсли послал нас сюда. Ожерелье. Это был знак. Подтверждение.
— Можно посмотреть? — спросила Хендерсон. — Какое красивое. Оно у тебя откуда?
Бусины светились бледно?лиловым светом, и у меня по спине побежали мурашки. Уже знакомое ощущение: то самое.
— Ты не сделаешь мне больно?
— А зачем мне делать тебе больно? — сказала Хендерсон.
А я подумала про зеркальное колдовство. Ведь что?то он должен был получить, этот мальчик; что дало ему ожерелье и что он отдал взамен?
— Не знаю, — сказал Джейми. — Не знаю. — Он не смотрел на Хендерсон. — Пожалуйста, не надо делать мне больно…
Свет в комнате померк, потускнел. Откуда?то доносился едва различимый звук. Свеча погасла. Теперь в маленьком театре стало совсем темно. Включился какой?то скрытый механизм — занавес стал раскрываться. И в это мгновение кто?то прикоснулся к моей руке, мягко и бережно. Мальчик. Джейми.
Его голос, шепчущий мне…
Занавес раскрылся. За ним была крошечная сцена — точная копия гостиной. Двое людей — пожилая пара — сидели в креслах перед телевизором. Между креслами стоял стул. Пустой деревянный стул.
Где она, эта комната?
Мне стало как?то не по себе. Эти двое, похоже, вообще меня не замечали, но там была собака, она лежала на ковре перед телевизором. Животное подняло голову и посмотрело прямо на меня. А я сидела там, за столом, и смотрела на сцену.
— Скоро начнётся?
— Похоже, уже началось.
И тут пошёл диалог. Актёры на сцене заговорили друг с другом. Они говорили про передачу по телевизору. Телевизор работал без звука. С того места, где я сидела, мне было не видно, что происходит на экране, что там за программа. Я видела только свет от экрана.
Я встала. Марлин встала. Да, именно так все и было. Я видела, как я встаю.
Марлин видела, как она сама поднимается из?за стола.
Марлин обошла стол и подошла к сцене. Было немножко больно, когда она выступила из темноты на свет. Теперь Марлин была на сцене, и те двое её заметили наконец.
— А, это ты, дорогая.
— Вот чертовка. И где, скажите на милость, ты пропадала все это время?
Марлин посмотрела со сцены в зал, Там было темно, стоял стол. И стулья. На стульях сидели какие?то люди. Интересно, подумала Марлин, кто они, эти люди. Незнакомцы, сидящие в темноте.
Зрители в зале.
Марлин повернулась обратно к пожилой паре на сцене.
— Можно мне посмотреть телевизор? Тут, с вами?
— Мы так рады, что ты вернулась.
— Ага, явилась не запылилась. Хоть бы прощения попросила.
— Садись, дорогая.
Марлин села на стул между креслами. Отсюда уже было видно, что происходит на экране.
— Почему ты нас бросила, Марлин? Почему ты ушла? Марлин была уверена, что здесь нужно что?то ответить, что здесь должна быть какая?то реплика — знать бы ещё какая. Она не могла устоять перед притяжением телеэкрана. Первая ясная и отчётливая картинка за последние месяцы. И это была она. Да, она. Марлин. В телевизоре была Марлин.
Марлин видела себя в телевизоре.
Съёмка шла сверху. Крошечная лестничная площадка. Марлин с Хендерсон стояли у столика, за которым сидела старушка. На столе стояла шахматная доска. Камера сдвинулась, и стало видно, что партия сыграна до середины. Старушка вручила Марлин билет на спектакль. Билет заполнил собой весь экран.
На одного…
А потом Марлин с билетом в руке подняла голову и посмотрела прямо в камеру. Марлин видела себя в телевизоре. Две Марлин смотрели друг на друга. Марлин смотрела на Марлин.
— Вам надо подняться на следующий этаж, — сказала старушка. — А там уже сами увидите. Надеюсь, спектакль вам понравится.
— Ты идёшь? — спросила Хендерсон. Марлин оторвала взгляд от камеры.
— Да, — сказала она. — Иду.
Марлин с Хендерсон поднялись по тёмной лестнице на следующий этаж. Потом ещё на один этаж. Сколько здесь этажей? Наконец они вышли в какой?то коридор. И там была дверь. Открытая дверь в гостиную.
Голый дощатый пол, стены с ободранными обоями, грязное окно.
Голый дощатый пол, стены с ободранными обоями, грязное окно. Узкая неприбранная кровать. Единственное украшение во всей комнате — картина на стене. Портрет девочки со сломанной куклой в руках. Марлин была уверена, что она уже видела эту картину. Где?то, когда?то.
Они с Хендерсон вошли в кухню. Там был стол. На столе — сандвичи. Один был надкушен.
Дальше по коридору. Ещё одна дверь.
— Наверное, это здесь, — сказала Хендерсон.
Дверь открылась в маленькую гостиную. Там был молодой человек. Сидел на стуле, смотрел телевизор. У его ног лежала, свернувшись калачиком, чёрная собака. Она, похоже, спала. Там было ещё два стула, и на них сидели Марлин и Хендерсон. Какое?то время все трое сидели молча, глядя на экран. На экране была «сетка» — испытательная таблица.