— Я остаюсь, — не раздумывая прогудел лангобард. — Поехали дальше, чего на одном месте топтаться?
Для Эрзариха ничего не изменилось — был рабом, стал свободным, а завтра все может вновь измениться. Судьбу в кости не обыграть.
* * *
— Невероятно… — вдохнул Ремигий. — Глазам своим не верю.
— Уходить отсюда надо, — эхом вторил лангобард, потрясенный ничуть не менее его преподобия. — Жрецы набегут — сложимся как один! Священное место, тайное, сюда чужакам ход заказан!
— По-моему, тут никого нет.
— Епископ заново огляделся, изучая взглядом окруженную колоссальными дубами и ясенями обширную поляну, почти настоящий луг, простершийся среди леса. — Были бы — давно появились! Нет-нет, я хочу посмотреть!
— Богов прогневаешь! Ни к чему праздное любопытство тешить. Особенно здесь. Это же Ирминсул, тот самый! Провались я в Хель — настоящий Ирминсул, легенды не ошибались! Фрейя милостивая, Бальдр светлый, вот не ждал, не чаял… А еще говорят, будто мир опасно измельчал и чудесного в нем не осталось!
Удивить лангобарда было нелегко — видом галиурунна, лесного духа, а то и явлением кого-нибудь из богов Асгарда Эрзариха не проймешь, слишком много он повидал за свою жизнь. Кроме того, боги для варваров являются «высшими существами» только во вторую очередь: Вотан, Доннар, Ньорд или Тюр очень похожи на людей, так же влюбляются и ненавидят, сражаются, страдают от ран, пируют, грустят или веселятся.
Если вдруг Доннар придет из Асгарда в населенный человеком Срединный мир, случайно встретит на дороге Эрзариха и невзначай оскорбит его, лангобард не задумываясь вызовет аса на поединок — законы чести одинаково блюдут во всех мирах, им подчиняются и боги, и люди. Исход такого поединка предсказуем, но пасть от руки бога Асгарда почетно, будет чем похвалиться перед эйнхериями на пирах в Вальхалле!
Тем не менее сейчас Эрзарих раскрыл рот как мальчишка, узревший предназначенный ему полный поднос медовых пшеничных лепешек или настоящий стальной нож, подаренный отцом или старшими братьями. Епископ, и ранее придерживавшийся классических взглядов римских стоиков и воспринимавший «чудесное» через призму христианского мировоззрения, тоже застыл в седле, уподобившись конной статуе Марка Аврелия, украшающей римский форум. Ибо открывшееся зрелище стоило того.
…Безусловно, невероятно древнюю и темную сагу о Ирминсуле, ростке Мирового Древа, Ремигий слышал и ранее — долгие годы общаясь с варварами, невольно изучишь мифы и саги германцев столь же подробно, как и Евангелия!
Франки, а равно их соседи весьма подробно и уверенно рассказывали о появлении тварного мира из тела великана Имира, о жертвоприношении Вотана и мёде поэзии, Асгарде, проделках Локи или карликах-двергах — мифология германцев создавалась столетиями и на первый взгляд была едина и непротиворечива.
Однако встречались легенды, которые ученый римлянин Ремигий относил к «догерманской» эпохе, полагая, что пришедшие с востока варвары переняли их у народов, обитавших в Европе задолго до того, как первый кимвр или тенктер ступили на западный берег Рейна больше половины тысячелетия назад.
Можно сказать куда сильнее: эти саги возникли до прихода в Галлию и Германию римлян! Кто жил здесь раньше, когда калиги легионеров Республики еще не попирали альпийские камни и не были выпачканы черноземом долины Великой реки? Правильно, кельты — начиная от многочисленных галлов и заканчивая мало кому известными боггами, свессинами или гельветами.
А до кельтов? (Они тоже пришли с востока, еще в незапамятные времена римских царей!) Этруски, но не те, с которых начался Рим, а иные. Пикты, конечно, — жалкие остатки их рода еще обитают в Британии.
Еще раньше? Летописи раннего Рима упоминают о неких лигурах, сикулах и террамарцах, [27] рядом с которыми самый дикий современный вандал покажется образчиком цивилизованности!
Но ведь и до лигуров в Европе жили люди — как перед библейским потопом, так и после него! Тысячи племен рождались, жили и погибали, сеяли хлеб, торговали, боролись за свою землю и, надо полагать, любили ее. А затем уступали место другим, исчезая навсегда или растворяя свою кровь в новых, могучих потоках.
А затем уступали место другим, исчезая навсегда или растворяя свою кровь в новых, могучих потоках.
Нет счета языкам и наречиям, некогда почитаемым, ныне же навеки сгинувшим богам, особенностям культур и верований, наконец обычным узорам на одеждах или глиняных посудинах — у каждого народа узор свой, уникальный. Однако в истории Европы есть несколько стержней, которые пронизывают несчитанные века — не исчезая и не меняясь. Есть нечто вечное.
Ирминсул в их числе.
Никто не знает, что означает само слово «Ирминсул», оно не переводится ни на один известный к нынешнему, Пятому веку по Рождеству, язык. Слово это не кельтское и не германское, не пиктское и не лигурийское. Устойчивая, пускай и крайне невнятная легенда гласит, будто в Начале Времен, когда и человека-то не было, а Скандза еще не поднялась из вод океана, предвидевшие Рагнарёк боги решили, что если гибель мира предрешена, пусть останется надежда на возрождение.