— Еще как почуяли, — буркнул Алатей. — Там кровью пахло. В каждом углу по курильнице, жгут можжевельник и пихту, сосновую смолу в очаги кидают, а все одно кровью смердит, как на бойне.
— Пол в доме деревянный, дощатый, а не земляной, — дополнил наблюдательный вандал. — Но застилают не соломой — наверное, запасы по весне вышли, — а еловыми лапками. Некоторые уже высохли и осыпались, я углядел отметины на досках. Никогда таких не видел.
Гундамир скрючил пальцы и провел ногтями по своей верхней рубахе, оставляя на тонкой телячьей коже светлые борозды.
— Следы когтей, — уверенно сказал Гундамир. — Больших, очень острых. Эдакая лапа принадлежит твари, которая гораздо крупнее любого медведя. Выщербины на крыльце рассмотрели? Нет? Я рассмотрел — бревно над притвором расщеплено, чудом не сломалось. Его потом железными скобами укрепили. Хозяева собственный дом портить не станут, а войны в этих местах давненько не случалось. Что скажете?
— А что ты хочешь услышать? — Алатей сдвинул брови и скрестил пальцы в охранном знаке. — Скильд верно подметил: выглядят даны скверно, взгляд затравленного зверя у каждого, снулые все, будто мухи осенью, едва ходят. На конунга смотреть стыдно, я бы после такого позора сам себя мечом поразил! Испорченное место этот Хеорот, дурное. И воздух здесь плохой, не надышишься никак… Фенрир, провались ты в Хель, это что еще такое?
Пес явился в дом с мослом в зубах и устремился к хозяевам: похвастать добычей. Перехватив настороженные, а затем и испуганные взгляды людей, выронил кость из пасти, отошел на три шага назад, виновато повилял коротким хвостом.
Северин выругался по-латыни.
Оказывается, Фенрир раздобыл обломок человеческой плечевой кости, на суставе еще виднелись лохмотья темной, подгнившей плоти. Отчетливо потянуло запашком разложения.
Гундамир всегда был парнем небрезгливым: поднял кость, повертел в руках, присвистнул:
— Мать-Фрейя, ведь эту штуковину не псы грызли… А ну пойдем! Фенрир, показывай, где нашел! Ищи!
Собака обошла деревянного идола на дворе, повернула в сторону Оленьего зала и уверенно потрусила в сторону берега. Остановилась через три с половиной сотни шагов, гулко заворчала.
— Фу… — Северин зажал рот ладонью, его едва не вывернуло. — Господи, кто мог такое сделать?
Подле нагромождения валунов лежал остов человека. Зрелище весьма плачевное: очертания грудной клетки едва угадываются, ребра разломаны как прутики, голова отсутствует, позвонки разбросаны по камням.
Темной кучей лежит пропитанная кровью ткань, вероятно рубаха или плащ. Умер этот несчастный не вчера и не сегодня, а седмицу-полторы назад, о чем свидетельствовала тяжелая вонь.
Но хуже всего другое: никаких сомнений, остов был изглодан чьими-то зубами.
Но хуже всего другое: никаких сомнений, остов был изглодан чьими-то зубами.
— Почему его не искали? — озадачился Алатей. Повернулся в сторону близкого Хеорота, удивленно развел руками. — До поселка идти всего ничего; если один из дружинных пропал, Унферт или Хродульф обязаны были начать поиски, пустить собак по следу! Фенрир же запросто нашел, по запаху тухлятины!
— Боятся ходить к морскому побережью? — задал вопрос Гундамир и сам же на него ответил: — Конечно боятся, не иначе. Гляньте, на валунах выбиты руны, отгоняющие зло. Причем не одна и не две, а много… Пошли обратно, надо сказать Унферту, пусть упокоят по-людски. Нехорошо, когда покойник так валяется, душа не может уйти за Грань Мира…
— Кто его убил? — Северин поймал вандала за рукав. — Вы обещали рассказать!
— Беовульфа спрашивай, — отказался Гундамир и добавил с усмешкой: — Одно могу сказать уверенно: это не человек и не зверь. Незачем огорчаться, ставлю золотой ромейский солид, скоро собственными глазами увидишь.
— Да чтоб у тебя язык отсох! — Картулярию показалось, будто за шиворот льдинок насыпали. — Беду накличешь!
— Оглянись, — скривился вандал. — Беда тут кругом.
* * *
Обдумывая первые впечатления от страны данов, Северин in summa понял, что категорически не желает оставаться в Хеороте ни единого лишнего дня, вовсе наоборот: отсюда следует немедленно уносить ноги. Как угодно — по морю, на лошади, пешком!
Бегство теперь не представлялось таким уж невероятным и опасным, сначала на юг до Фризии, потом вдоль берега Германского моря к устью Рейна, а там до рубежей королевства Хлодвига рукой подать!
Огромные расстояния, опасность встретиться с разбойниками-вергами или диким зверем меркли перед гнетущими ощущениями безысходности, всеобщего страха и фатальной обреченности, возникшими сразу после прибытия в Хеорот.
«Золотой бург» напоминал пришедшие в упадок после варварских завоеваний районы Рима за Авентинским холмом — Северин однажды побывал там и никогда не стремился вернуться. Брошенные, разрушающиеся от времени дома, мусор, редкие обнищавшие жители, утерявшие цель существования, голодные бездомные псы и запах тлена, всегда появляющийся там, откуда уходит жизнь.
Споров нет, когда-то давно Хеорот был самым крупным и красивым поселением Даннмёрка, почти столицей — достаточно было взглянуть на Олений зал, чтобы это понять. Выстроенный отцом Хродгара дом по меркам варваров выглядел настоящим дворцом, вполне сравнимым с резиденциями Хловиса или рикса бургундов Гундобата в Лугдуне.