Северин привел Беовульфа, сказав, что здешний христианский годи желает порасспрашивать о его подвигах в Даннмёрке. Как и все германцы, гаут был хвастлив и любил внимание.
Никодим выставил на стол два громадных кувшина с пивом, принес вареной телятины с чесноком и ковригу серого хлеба. Протер грязную столешницу куском мокрой холстины, вынул из сандалового ларца италийской работы изящную серебряную чернильницу и тубус со стилосами — эти вещи смотрелись в аскетическом жилище Никодима донельзя неуместно. Потом грек развернул сверток с перга-ментами, вырезанными по византийской манере «в четверть» — так, чтобы одна шкурка складывалась четырежды, образуя листы, которые можно будет подшить в фолию.
— Говори. — Никодим указал Беовульфу на полную до краев пенную чашу. — Только не тараторь, я не успею записать.
— Ты хочешь изобразить мои слова рунами?
— Именно это я и собираюсь сделать. Затем другие люди перепишут эти листы и отдадут переписывать третьим… Твоя слава будет греметь от Лондиниума до Рима и от Константинополя до Багдада. Понимаешь, о чем я?
Беовульф понял — варвары всегда были сообразительны. С воодушевлением принялся за угощение и с не меньшей увлеченностью начал повествовать, умудряясь сплетать истину, собственную фантазию (так ведь красивее!) и древние саги — начиная от Скандзы и великого пира в Асгарде и заканчивая договором Нибелунгов с асами.
Ремигий, слушая, улыбался в бороду, но молчал. Северин время от времени рвался дополнить или подсказать, однако лишь вызывал раздражение Никодима и недовольные цыканья Беовульфа. Святой брат и языческий воин явно нашли друг друга. Записывал Никодим далеко не все, но иногда чиркал по пергаменту стилом быстрее, чем говорил Беовульф.
К вечеру оба оказались богатырски пьяны.
Грек опять заснул прямо за столом, а Беовульф рухнул с лавки на грязную солому. Взгромоздить его обратно получилось бы только у могучего Эрзариха вместе с Хенгестом, а потому Ремигий укрыл гаута отрезом шерстяной ткани и взглянул на племянника:
— Пойдем, подышим свежим воздухом до темноты? Посидим на берегу реки… В доме душно, да и хмелем воняет так, что завтра у меня будет болеть голова.
Остался позади старый городской форум, ныне превратившийся в зеленую лужайку, украшенную старыми богами Рима, обвитыми плющом и диким виноградом. Над Рейном поднимался укрепленный бревнами земляной вал — пологий со стороны города и срывавшийся неприступным откосом к волнам реки.
Воины-саксы, стоявшие в дозоре, проводили чужаков спокойным взглядом — в Бонне не следует опасаться чужаков, да и рассказы о годи из страны франков, который вместе с Беовульфом-гаутом истребил страшное чудовище в Даннмёрке, по бургу распространилось с быстротой ветра.
— Путешествие почти окончено. — Ремигий уселся на гребне вала, откуда открывался изумительный вид на Великую реку. — Северин, ты не огорчаешься, что наша тихая и безмятежная жизнь в Суасоне была прервана столь неожиданно и грубо?
— Ничуть, — уверенно сказал картулярий. — Помните, вы говорили: варваров надо понять и полюбить? Кажется, теперь я их полюбил такими, какие они есть. Но понял не до конца.
— Всего лишь «кажется»?
— Ну… Не знаю. Они странные, но добрые. Ни от кого раньше не видел столько заботы и участия, как от Беовульфа, Гундамира и остальных…
— Даже от меня? — расхохотался епископ. — Не обижайся, я тебя отлично понимаю! Ты просто увидел Универсум варваров изнутри. Не свысока, не из кафедрала в Суасоне, не из Салерно… Страшноватый у них мир, верно? Но как много тепла и настоящего, ничем не испорченной сердечной доброты идет от людей! А ты не верил…
— Теперь верю.
— Во что?
— Во что?.. Дядя, честное слово, на ваши вопросы никогда нельзя ответить!
— Можно, если подумаешь! Для чего Господь одарил тебя головой?
— Не сердитесь. Скорее всего, я теперь верю в бескорыстность человека. Не каждого, конечно… И верю в то, что варвары лучше нас. Чище.
— Вот именно, чище. Благороднее. Они не ищут компромиссов. Зло — это зло, а добро — это добро. Друг всегда останется другом, а враг врагом. Если враг заключит мир — его посадят за пиршественный стол вместе с лучшими друзьями. Как это назвать одним понятным термином?
— Искренность?
— Верно. Лучшее качество человека. И не путай искренность с простодушием. Это совершенно разные вещи.
* * *
Вернувшись в жилище Никодима-грека, Ремигий с Северином затеплили очаг — подогреть поздний ужин, — а картулярий взялся за пергаменты. Отыскал первый, прочитал. Громко фыркнул.
— Что такое? — осведомился епископ. — Чем-то не понравилось?
— Никодим пытается писать скальдическим слогом по-гречески, — хихикнул Северин. — Да нет, не по-гречески, а на дикой смеси эллинского наречия с латынью. Отчего смысл искажается. Воображаю, как будет выглядеть рукопись, если ее переведут на другой язык!
— Почитай, — попросил Ремигий.
— Ну вот, пожалуйста, первая же запись:
Истинно! Исстари
Слово мы слышим
О доблести данов,
Чья слава в битвах
Была добыта!
Первый — Скилъд Скевинг,
Не раз отрывавший
Дружины вражьи
От бражных скамеек…
За все, что выстрадал
В детстве найденыш,
Ему воздалось… [34]
— Это ведь он про меня, — уверенно говорил Северин, сжимая в пальцах пергамент.
— Ну вот, пожалуйста, первая же запись: