Картулярий небеспричинно потянулся за кинжалом: явственно слышался скрип влажного песка, но вовсе не под стопами человека.
Там, во мгле, за пределами магического кольца, бродил кто-то очень большой. Шаги медленные, тяжелые.
Невидимка остановился, и Северин различил низкий долгий вздох, будто из большого кузнечного меха выпустили воздух.
Сразу вслед — очень неприятный стрекочущий звук, как сверчок подал голос. Но это было что угодно, только не сверчок…
— Сиди смирно. — С Северином едва epilepsia не сделалась, когда на плечо опустилась тяжелая крепкая ладонь. Оказалось, Беовульф проснулся. В правой руке обнаженный клинок. — Видишь, Фенрир считает, что опасности никакой…
Пес по-прежнему выглядел спокойным, хотя и настороженным. Продолжал следить — скрывающийся в тумане чужак описал вокруг костра полукружье, вновь замер, сделал несколько шагов по направлению к огню. Появился резкий запах подгнившей морской травы.
— …Да чтоб тебя вороны-оборотни заклевали, — очень тихо и очень внятно сказал Беовульф, выпрямляясь во весь рост. — Что же ты такое, а?
Северин поперхнулся собственной слюной и только неимоверным, почти нечеловеческим усилием подавил кашель — боялся привлечь внимание.
Фенрир медленно встал, коротко и низко гавкнул, но с места не сдвинулся. Выглядела собака не злой, не испуганной, а скорее озадаченной и донельзя удивленной.
Тень, появившаяся в тумане, не имела четких форм — она выглядела некоей глыбой, ожившим утесом, по внезапной прихоти решившим прогуляться по окрестностям.
Выглядела собака не злой, не испуганной, а скорее озадаченной и донельзя удивленной.
Тень, появившаяся в тумане, не имела четких форм — она выглядела некоей глыбой, ожившим утесом, по внезапной прихоти решившим прогуляться по окрестностям.
Вначале Северину почудилось, что марево скрывает безголового человека огромного роста, обладающего неимоверной шириной плеч и длинными, до земли, руками; затем оно стало походить на раскинувшего крылья летучего змия или демона, взблеснули и тотчас погасли темно-сапфировые точки глаз. Несколько мгновений спустя силуэт расплылся, обернувшись неясным конгломератом медленно извивающихся не то щупалец, не то отростков. Сущая голова Горгоны, только очень уж большая!
Наконец чудище выбросило вперед одну из длинных лап — она запросто проникла за якобы непреодолимую колдовскую преграду, обернулась могучей четырехпалой ручищей с серой кожей, коричневыми пятнами каких-то мерзких наростов и редким темным волосом.
На глазах обомлевших от таких чудес Северина и Беовульфа пальцы покрылись крупной чешуей, из суставчатых стали гибкими, ровно змеи, оплели валявшуюся разом с костерком плетеную корзину и раздавили ее.
Тут Фенрир, не терпевший покушений не только на возлюбленных хозяев, но и на их имущество, взревел будто лев и кинулся в атаку — совершенно зря, впрочем. Тварь из тумана мигом отдернула лапищу, раздался звук, похожий на усмешку или всхлип.
Фенрир щелкнул челюстями в пустоте, инстинктивно понимая, что выходить за пределы круга категорически нельзя, затормозил всеми четырьмя лапами и от огорчения принялся гневно облаивать монстра, который начал отходить прочь.
Вскоре темная фигура сгинула и Северин в очередной раз услышал таинственный стрекот, похожий на звуки, издаваемые сверчком или кузнечиком…
— Господи Иисусе. — Картулярий с размаху уселся на лежанку, прямиком на ноги Алатея. Ант проснуться не соизволил — лишь невнятно выругался на своем ужасающем наречии.
Лай Фенрира разбудил Гундамира и Хенгеста, прочие, не уловив в гавканьи пса угрожающих ноток, предпочли не вставать. Так Фенрир белок в лесу облаивает: азартно и в то же время разочарованно — не достать и не поймать!
— Беовульф, это ведь был… Оно… Что оно?..
— Откуда я знаю? — покачал головой военный вождь. — Оно не злое. Магия Скандзы не пропустила бы зло, и собака сразу почуяла бы нечисть. Наверное, морской великан выбрался на сушу погулять по бережку и посмотреть на людей… Вдруг это был сам Эгир?
— Эгир — совсем другой, — сказал ют, осматривая сломанную щупальцами корзину. — Он как человек, только очень большой. Я его видел однажды, когда был в земле Норэгр, за проливом… К нам же приходило чудовище. Настоящее.
— Тогда почему… — Беовульф дернул головой, указывая на медвежий клык, теперь висевший на ремешке на шее Хенгеста.
— Не знаю. Настоящее, древлее зло всегда остается злом — у нас, у ромеев или антов. «Страшный» и «злой» — это два разных слова. Фафнир разве злой? Но ведь он — чудовище…
— Фаф… — начал было Северин, услышав новое, незнакомое имя, однако Беовульф как-то чересчур поспешно его перебил, одновременно сдвинув брови и бросив яростный взгляд на Хенгеста:
— Ложитесь спать до рассвета. Все. Алатей за небрежение завтра свое получит, одним подзатыльником не отделается, бездельник… Скильд Скевинг, подвинь этого ленивого анта и ложись рядом, места хватит! Фенрир, спать!
Собака зевнула и с самым наглым видом улеглась возле Алатея.
Для Северина не осталось ни клочка теплой шкуры.
Пришлось забираться в ладью, на плащ Беовульфа. Готы храпели немилосердно, но картулярий уснул почти сразу, даже не успев как следует подумать над тем, кого именно подразумевал Хенгест, упоминая «не злое» чудовище по имени Фафнир.