— Убил кого-нибудь? — догадался Дима.
— Сволочь! — Артур задышал глубоко и часто, потом застонал и принялся рвать на себе волосы.
— Ну вот что, товарищи, — молвил рассудительный Тищенко, — полагаю, нам здесь делать больше нечего.
Артур успел объяснить ему принцип действия обратной связи и вручить браслет.
Баранов несколько раз оглянулся, словно выискивая кого-то взглядом, потом смущенно проговорил:
— Я… ненадолго. Я скоро.
— Если ты не вернешься, Терочкин пойдет под трибунал, — предупредил Артур, взъерошенный и хриплый.
Дима неловко обнял сюковцев за плечи.
— Честное слово, вернусь.
Артур быстро, ловко набрал код. Тищенко немного помедлил.
— Баранов, — заговорил он тихо, — а тебе не страшно будет возвращаться в Ленинград?
— По-твоему, здесь лучше? — иронически осведомился Баранов.
— Для тебя, возможно, лучше.
— А как же Терочкин?
— Ничего они с ним не сделают… Димка, ты хорошо подумал?
Баранов тяжело вздохнул.
— Я об этом, Тищенко, постоянно думаю. Человек должен жить у себя дома, в своем времени, понимаешь? Я хочу жить там, где есть будущее. Пока. Увидимся в интернате.
И ребята исчезли. Просто растворились в темноте.
А Баранов повернулся и зашагал обратно к усадьбе.
С пепелища банда уходила наутро, сильно разросшаяся и веселая. Покатились с грохотом телеги с награбленным: амфоры с вином, корзины с хлебом, одежда, украшения. Делить пока не стали — время терпит. До Энны, где собрались основные силы мятежников, совсем недалеко.
Вадим шел себе и шел, не особенно горюя и постоянно видя впереди конника — Север ехал шагом во главе сотенного отряда. Он добыл где-то и нахлобучил на голову смешную соломенную шляпу с широкими полями, которую украсил букетом из листьев и цветов чертополоха.
Исчезнуть на следующий день после разгрома усадьбы — переговорив напоследок с Севером, — Диме не удалось. Браслет хоть и не имел никаких внешних повреждений, осуществлять связь с Ленинградом отказывался.
Дима, конечно, не мог знать, что в машине времени сгорел поставленный Барановым «жучок» и что умные электронно-вычислительные системы, брошенные на обследование агрегата, начинали в ужасе выдавать «нули», поскольку таких деталей, как «жучок», их электронная память не содержала. Иван первым сообразил, что технология, которой пользовался Баранов, по-своему уникальна, и обратился к Вишнякову. Тот дал дельный совет — найти дядю Колю из морга. Терочкин внял указанию, но у дяди Коли, как на грех, начался запой, из которого он наотрез отказался выходить.
Легионеры настигли мятежников на пятый день перехода. Они ждали на дороге — две манипулы, пришедшие из-под Энны, и еще одна, которая настигла их из Гераклеи. Битвы не получилось. Обильно сверкая медью, легионеры оттеснили щитами на обочину тех, кто сдался добровольно и побросал оружие, а с остальными покончили быстро и без всяких душевных мук.
К ночи на поле разложили большие костры.
К ночи на поле разложили большие костры. Сидя на земле среди пленных, Баранов еще раз поковырял браслет обратной связи. Безуспешно.
Нехорошо ему сделалось. Бежать никак не удастся. Он быстро перебрал в памяти все традиционные ходы: подкупы, подкопы, переодетые священники… что еще? Яд там, сонный порошок, напильник в французском батоне…
— Вадим Баранов! — громко крикнул из темноты незнакомый голос.
Дима вздрогнул.
К костру подошел солдат и повторил:
— Есть ли здесь Вадим Баранов?
Дима встал на ноги.
— Это я.
— Иди за мной, — приказал солдат.
Его привели в палатку, охраняемую двумя легионерами. В темноте угадывалось еще чье-то присутствие. Солдат зажег светильник, и Дима увидел, что в углу, на желтой козьей шкуре, лежит наскоро перевязанный окровавленными тряпками человек. Солдат поднес светильник к самому лицу раненого и сделал Баранову знак подойти. Дима осторожно склонился над ложем. Сперва взглянул на раны — смертельные — и только потом на лицо.
Знакомое, некрасивое лицо Севера.
— Ты можешь его вылечить, — сказал солдат.
— С чего ты взял? — удивился Баранов.
— Однажды тебе это удалось.
— Разве ты меня знаешь?
— Нет, — ответил солдат. — И знать не хочу. Мне было велено найти тебя, потому что ты искусный врач, вот и все.
— Тогда скажи тому, кто тебя послал: этот человек скоро умрет.
Солдат сунул ему в руки светильник и направился к выходу.
— Останешься при нем до самой его смерти, — велел он.
Он ушел. Баранов проводил его глазами и уселся на пол возле умирающего. В лунном свете видна была тень солдата на палаточной стене.
Раненый вдруг захрипел. Дима подхватил его на руки. Он сел, давясь и хватаясь за горло, и его стало рвать. Баранов терпеливо держал его за плечи. По изменившемуся лицу Севера сползали слабые слезы, он вздрагивал и пытался стереть блевотину с подбородка.
— Я умираю? — хрипло спросил Север.
— Да, — ответил Дима.
— Вадим, ты?
— Конечно.
Север что-то шепнул. Дима не разобрал, что именно, и подставил ухо.
— Уходи, — услышал он.
Баранов уложил его на козьи шкуры. В палатке он нашел чью-то флягу с вином, оторвал кусок от своего плаща и, намочив тряпку вином, протер умирающему губы и десны. Несколько минут Север лежал спокойно, потом начал метаться. Он громко дышал, словно бежал куда-то с тяжелым грузом, и поминутно вскидывал и ронял руки, иногда вскрикивая слабым, треснувшим голосом. Дима засыпал и просыпался. Он спал от стона до стона. По-настоящему он заснул только под утро и почти тут же был разбужен вчерашним солдатом, который принес ему хлеба.