Бронзовое лицо, склонившееся к нему с коня, было ужасным.
— Не прикидывайся дурачком, варвар. Ты виноват ничуть не меньше, чем те, кто уже понес наказание.
Глаза Баранова широко раскрылись. Он быстро шмыгнул носом и почувствовал железный привкус крови. Разбили нос, гады… И это явно не Батуми…
Лошадь фыркала и толкала его мордой. Дима машинально отступил. И вдруг ему стало очень страшно. Эти четверо не шутили. Они собираются его убить.
— Товарищи, тут какая-то ошибка, — начал он.
Лицо ближайшего к нему всадника полыхнуло гневом, и Дима в ужасе сообразил: уж кому-кому, а этим людям он, Баранов, не товарищ. А как их называть? Господа офицеры? Граждане начальники?
Пока все эти бессвязные мысли носились по обезумевшим барановским извилинам, в вышине сверкнул меч. Дима увернулся, удар пришелся вскользь по левой руке. Стало горячо и сыро.
— Не надо! — заорал он. — Мужики, не бейте!
Они переглянулись. Потом один из них сказал:
— Ты пойдешь с нами в имение Варизидия, варвар, и горе тебе!
Дима перевел дыхание.
— Почему вы называете меня «варвар»? — спросил он. — Разве я что-нибудь разрушил?
— А что, для того, чтобы быть варваром, обязательно что-нибудь разрушить? — с неожиданным интересом спросил младший из четверых.
Дима ответил, боясь обидеть его своей образованностью:
— Это слово стало нарицательным для тех, кто ломает и уничтожает, в память о том, как ужасно варвары разрушили Рим…
Он не понял, что произошло. Младший из всадников соскочил с коня и, бледный, с перекошенным лицом, схватил его за волосы.
— Повтори!
Дима косил глазами и молчал.
— Повтори, свинья! Повтори, грязная собака! Что ты сказал? Варвары разрушили Рим?
— Разрушили, — прохрипел Дима, — до основанья. В четвертом веке…
Он ощутил несколько зверских ударов по лицу, после чего снова был брошен под копыта лошади. Сидя в пыли и размазывая слезы и кровь, Дима ошеломленно хватал ртом воздух. За кого они его принимают?
— Рим велик, могуч и непобедим, — вздрагивающим голосом произнес странный субъект. — И хвала Марсу Квирину [3] , будет таким вечно.
Марс Квирин, смятенно подумал Дима. Это не Грузия. Это Рим. Древний. Почему-то вспомнилась чья-то шутка насчет того, что древние римляне не знали-не ведали, что им предстоит стать древними римлянами. Вот эти четверо, во всяком случае, не имеют о том никакого представления. Прибьют ведь сейчас.
Дима закрыл глаза. Хоть за прогул сампо ругать не станут. Почему-то от этой мысли стало легче на душе. Грубые руки схватили Баранова, поволокли, умело затянули веревку за его запястьях и потащили по дороге вдаль к имению какого-то Варизидия, да поглотит последнего ненасытное чрево космоса.
Вдоль дороги тянулись пастбища, а затем — виноградники. При виде винограда Дима мучительно ясно осознал, до какой же степени хочет пить.
И вдруг взвыл духовой оркестр. Всадники посторонились, уступая дорогу удивительной процессии. Судя по всему, это были похороны. Непосредственно за оркестром шли босые простоволосые женщины и громко переживали. Они все так искренне убивались по покойнику, что Дима так и не понял, которая из них вдова. Затем шествовали люди с восковыми масками на лицах — они изображали предков умершего. Дима содрогнулся и втихую осенил себя крестным знамением. Легионеры подозрительно покосились на него, но промолчали. Проплыло погребальное ложе, прошли друзья и родные покойного. [4]
— Кто это помер? — спросил Дима.
— Варизидий, — машинально ответил младший из легионеров. — Да ты, никак, продолжаешь делать вид, что тебе ничего не известно?
— Я не делаю вид, — пробормотал Дима.
— Может и так, — неожиданно согласился солдат. — Убили твоего господина. Так что молись своим богам, скоро ты их увидишь.
— Во-первых, — запальчиво начал Дима, — у меня нет никакого господина. А если кокнули какого-то Варизидия, то я тут не при чем.
— Хватит болтать, — сказал другой солдат и так сильно дернул веревку, что Баранов чуть не упал.
Они прошли еще несколько сот метров и оказались возле сарая. Навстречу им шел молодой человек с лицом приторным и лживым.
— Привет вам, квириты [5] , — произнес он с некоторым пафосом.
Навстречу им шел молодой человек с лицом приторным и лживым.
— Привет вам, квириты [5] , — произнес он с некоторым пафосом.
— И тебе привет, — отозвались квириты. — Ты вилик? [6]
Молодой человек ответил утвердительно.
— Вот еще один раб этого дома, который пытался бежать.
— Я не раб! — закричал Баранов, но на него не обратили внимания.
— Я сверюсь с записями в кадастре [7] , — спокойно ответил вилик. Он взял веревку, которой был связан сопротивляющийся Дима, и затолкал Баранова в сарай. За стеной непрерывно топотали и что-то бурно обсуждали. Дима прислушался, напряг свои познания в латыни — и похолодел. Из разговоров явствовало, что Варизидия зарезали в бане его собственные рабы. А здесь, в Древнем Риме, в подобных случаях не утруждали себя поисками виноватых и, если рабы позволяли себе такие выходки, убивали всех, не разбираясь.
Завертелся в голове слезливый куплет, напеваемый в иные минуты тетей Хоней: «За высокой кирпичной стеной молодой арестант умирал, он склонился на грудь головой и тихонько молитвы шептал…» Погибнуть в космосе, открывая новые миры или спасая товарищей, — это то, к чему должен стремиться каждый нормальный сюковец. Но сдохнуть при рабовладельческом строе? Из-за какого-то Варизидия?.. Дима яростно дергал руки, пытаясь освободиться от веревок, и так увлекся, что не заметил, как дверь сарая отворилась.