Там играли мальчишки — сражались на самодельных мечах, выструганных из веток. Они прыгали, что-то выкрикивали, задыхались, и вдруг Дима сообразил: они играют в гладиаторов.
Один мальчик крикнул:
— Чур, я Баран! — и нанес удар ногой, старательно задрав ее на уровень своего конопатого носа.
Второй взвыл от досады и протестующе завопил:
— Мы так не договаривались!
— Я Баран! — победно кричал мальчишка, размахивая руками и ногами.
Дима перевел взгляд на Севера. Тот с удовольствием поглощал виноград.
— Вот ты и знаменит, — сказал Север с еле заметной усмешкой.
Дима пожал плечами.
— Меня не этому учили, — сказал он, наконец. — Меня учили лечить людей, а не убивать их.
— Ты врач? — с любопытством спросил Север.
Дима кивнул.
Север вытащил динарий.
— Это из тех денег, что я получил на последних играх, — сказал он. — Пропьем?
Их встретила Эдоне, невысокая женщина лет двадцати пяти, с косой, уложенной на голове короной, с золотистыми веснушками на скулах и руках.
Гладиаторы уселись за стол. Север вложил несколько динариев в крепкую ладонь женщины и ласково провел рукой по ее обнаженному плечу. Эдоне усмехнулась.
— Цекубского нет, — сказала она таким тоном, что Диме захотелось добавить: «Не завезли с базы». — И фалернского нет…
— Тащи испанское, — сказал Север.
— На все?
Север фыркнул.
— Мы простые гладиаторы, Эдоне, а не растленные аристократы. Нам ни к чему алкогольные ванны.
Женщина облокотилась о стол и заглянула в сумрачное лицо Вадима.
— Накормлю, напою и не обижу, — сказала она Диме значительно.
Дима сердито отвернулся.
Потягивая скверное испанское вино, Север сказал ему:
— Эдоне настоящая ведьма. Не теряйся, варвар. Ты ей нравишься.
— Ведьмов не бывает, — ответил Вадим.
Север принялся грызть яблоки одно за другим и задумчиво складывать из огрызков схему манипулярного расположения римского легиона.
За соседним столиком три оборванных типа обсуждали итоги выборов в горсовет. Один сказал:
— Этот Марцеллин пролез в декурионы [25] очень хитрым способом…
— Терпеть не могу всякий сброд, — проворчал Север, отмечая яблочным хвостиком позицию военного трибуна. — Выборы в горсовет — не их собачье дело. Вонючие варвары…
— Так ведь ты… — начал Дима и замолчал, побагровев от собственной бестактности.
— Продолжай, продолжай, — насмешливо сказал Север, испытывая удовольствие от замешательства Димы.
— Ты же лишен прав римского гражданства, — сказал Вадим, глядя на засаленные доски стола.
— Ну и что? — с вызовом отозвался Север. Он хотел еще что-то добавить, но махнул рукой. Дима мысленно проклял этот идиотский разговор.
Внезапно Север посмотрел прямо ему в лицо.
— Знаешь что, Вадим, — сказал он, — хватит о моем римском гражданстве. Тебе вот известно, что ты лучший боец из всех, что мне встречались?
— Я вонючий варвар, — сказал злопамятный Баранов.
Север сблизил ресницы.
— О Марс Градив, [26] — воззвал он, — откуда такие, как ты, берутся, хотел бы я знать…
«Хорошо, что ты этого не знаешь», — подумал Дима мрачно.
К ночи оба они изрядно набрались.
— Ты из камня и железа, — внушал Диме Север, зеленый от бледности. — У меня никогда еще не было такого противника. Где ты научился своему искусству? В храме?
— В интернате, — ответил Дима и икнул. — В Ленинграде.
— Это город?
— Да. Огромный город. — Дима разволновался. — Он погружен в туман, розовый от искусственного света… Изредка из тумана выходит солнце…
— А я слыхал, что ты из рабов Варизидия, — заметил Север.
Дима сморщился.
— Да удушит его Мефитида, — ответил он. — В своих смрадных объятиях. Я и рядом с этим Варизидием не стоял.
В разговор вступил еще один завсегдатай харчевни — Арий Келад. Когда он появился здесь, собутыльники как-то не заметили.
— Привет, ребята, — сказал грек и потянулся к сосуду.
— Хелло, док, — свойски отозвался Баранов.
Келад задумчиво налил себе испанского.
— Эдоне, между нами, скупердяйка, — сказал он. — Неужели у нее не нашлось ничего получше?
Каким-то чудом харчевница расслышала эти слова и, легко покрывая голосом расстояние от своей стойки до столика гладиаторов, выдвинула контраргумент. Большие уши медика налились краской. Север задумчиво поглядел в сторону женщины.
— А ведь она красивая, — сказал он.
— Север, — сказал пьяный Баранов. — Да здравствует мировая революция.
Келад продолжал бранить вино, одновременно поглощая его в изрядных количествах. Дима улегся на лавку, упираясь макушкой греку в бедро.
— Готов, — добродушно отметил Келад.
Потом все трое отправились бродить по ночному городу, то и дело натыкаясь на подобные же компании гуляк.
— Готов, — добродушно отметил Келад.
Потом все трое отправились бродить по ночному городу, то и дело натыкаясь на подобные же компании гуляк. Баранов был по-настоящему счастлив — и не потому, что пьян. Мир вокруг был молод и прекрасен. Ему захотелось петь и фальшивым голосом он заорал:
Для чего мы пишем кровью на песке?
Наши письма не нужны природе!
В узком переулке они налетели на очередную компанию. Это были молодые люди из сословия всадников, которые развлекались, посещая злачные места Гераклеи и нарушая все мыслимые и немыслимые уложения о нравственности. Луна ярко освещала их лица. Было очевидно, что единственное разумное решение состоит в благородной ретираде. Арий Келад и Дима уже приготовились отступить, как вдруг Север крикнул из темноты: