Здесь был Баранов

И вот — успех! Сенсация, которую буржуазные историки, движимые классовым чутьем, всячески замалчивают: на стене гладиаторской казармы Кротов обнаружил бессмертный призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Предположение о том, что эта надпись представляет собой позднейшую подделку, полностью несостоятельно — анализы подтвердили ее античное происхождение.

Кротов выдвинул гипотезу о том, что ее нанесла рука гладиатора-иудея, предка Карла Маркса.

Марксистско-сталинская концепция исторического процесса продолжает свое победоносное движение вперед».

— Ну как?

— Здорово! — искренне восхитился Дима.

— Признавайтесь, Вадим, это ваша работа?

— Моя, — с удовольствием ответил Баранов. — Ой, какой я был идиот! Написал, перечитывал каждое утро и тащился.

— Этот «Кротя» на вашем хулиганстве диссертацию защитил, — заметил Вишняков.

Дима протер стол и налил себе еще чаю.

— Сладкого хочется, — сказал он.

— Возьмите сахар.

— В растворенном виде не то.

— А вы вприкуску, — разрешил Вишняков.

Они покупали сахар не в пачке, а колотый, поскольку колотый слаще. Дима выбрал кусок побольше и начал со свистом тянуть сквозь него чай.

— А что стало потом с этим Кротовым? — спросил он.

— Почему с ним должно было что-то «стать»? Премию, небось, получил, передал ее в фонд ДОСААФа…

— Ну, 1937 год и все такое, — пояснил Дима.

— А, это… Да черт его знает, этого Кротова. Тут не сказано.

— Жалко. Вчера дядя Коля из морга мне интересные вещи рассказывал как раз про это. Ну, как его звали, тирана-то? Про Сталина, — сказал Дима.

Вишняков поднял глаза на шкаф.

— Ваш дядя Коля из морга — пьяница, Вадим, — строго сказал он.

— Зато с ним интересно.

— Это он наблевал у нас под лестницей?

Дима кивнул. Шкаф давно уже не был для них помехой в беседе.

— Когда-нибудь я вынесу вам выговор с занесением в личное дело, — пообещал Вишняков. — Если вы будете пить, Вадим, вы пропадете.

— Когда я был гладиатором, — сказал Дима, — я фалернское глушил, как воду.

Вишняков возмущенно заворочался на скрипучей койке.

— А этот юноша, звездолетчик, бывший ваш товарищ — он бы себе такого не позволил. Потому и добился успеха.

Дима поставил кружку на стол и возник из-за шкафа.

— Евгений Петрович, — сказал он, — они ведь бросили Герку там одного.

Вишняков спокойно смотрел в его встревоженное лицо.

— А вас, Вадим, это мучает?

— Нет, не особенно… Просто… Ну, Герка — он самый безответный. То есть беззаветный. Он так искренне во все верит. Скромный, преданный… И именно его… — Баранов покраснел.

Вишняков пошарил под койкой, выволок женскую хозяйственную сумку с оборванными ручками и, свесившись, начал перебирать лежавшие в ней бумаги.

— Вы меня слушаете?

— Слушаю, — раздалось из-под койки. — Очень внимательно.

Дима сел на свою кровать и начал стаскивать с ног расхлябанные ботинки.

— А я рад, что они меня выперли, — заявил он.

— Спортное замечание, — отозвался Вишняков.

— Да, рад. И хорошо, что я не полетел в космос, а отправился под суд. Я очень рад, что живу здесь, а не на космобазе. И что работаю у вас, а не у них. Рад и все тут.

Он растянулся на досках.

— Кстати, завтра я не приду на работу, — оповестил он начальника, уже засыпая.

— Это еще почему?

Вадим приоткрыл глаза.

— Дела, — коротко пояснил он. И почти тотчас тихонько засопел.

В родном интернате Дима не появлялся уже восемь лет — и не потому, что боялся воспоминаний. Просто незачем было. Но вот прилетели в Ленинград его однокурсники, и он отправился туда, предварительно посетив баню.

Мыло для бани он одолжил у дяди Коли. С возвратом. Находясь же в бане, мыльную воду из шайки Баранов предусмотрительно не слил, а постирал в ней свою рубашку под возмущенные вопли банщицы, которая непринужденно заходила в мужское отделение проверить, не нарушает ли кто из клиентов «Правила пользования баней». Баранов нарушал. На вопли женщины он ответил в нехорошем смысле и вышел из бани со жгутом мокрой рубахи под мышкой, полуобнаженный.

Дима прошел через двор интерната, открыл знакомую дверь и, спросив у юного сюковца, как найти Терочкина, стал подниматься на второй этаж. Интернат ничуть не изменился за все эти годы. Только дети были уже другие.

Баранов нашел Ивана в Знаменной Комнате. Бывший сюкорг разложил на столах для заседаний карты и схемы и, судя по всему, напряженно работал над отчетом.

— Привет, — сказал Баранов, просачиваясь за дверь.

— Димка, — обрадовался Иван. — Садись. Ты как здесь?

— К тебе пришел. Поговорить.

— А я вот отчет пишу, — скромно сказал Иван.

Поговорить.

— А я вот отчет пишу, — скромно сказал Иван.

— Молодец, — вежливо отозвался Дима.

— Давай пропуск, я сразу отмечу, чтобы потом не забыть.

Баранов удивился:

— Какой еще пропуск?

Иван выпрямился, посуровел.

— А как ты вошел?

— Через дверь.

Иван посмотрел на него странно.

— А что, у входа никто не стоял?

— Нет. Кто там должен был стоять?

— У нас ввели контрольно-пропускную систему, — сказал Иван, — еще лет пять назад.

— А… — отозвался Дима, которому сразу стало скучно.

— Идем-ка, — сказал Иван строго. Он запер Знаменную Комнату на ключ, и оба спустились к выходу. Там действительно маячил часовой — толстенький черноглазый мальчик лет тринадцати. Увидев легендарного сюкорга, он в восторге замер и забарабанил:

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43