«Если это именно то, что подразумевается господином депутатом под словами «возрождение нации», то с его программой стоит ознакомиться подробней!» — подумал Андрей и усмехнулся.
Приятно и то, что Пашеров оказался на редкость пунктуален. Не позднее половины первого дамы удалялись (вместе с хозяином). А еще через тридцать — сорок минут Анатолий Иванович возвращался один. Возможно, за это время он успевал напиться их крови («актрисы» менялись ежевечерне), но, скорее всего, просто принимал ванну. Примерно в четверть второго господин депутат укладывался спать. Так можно было предположить, потому что света ночника было недостаточно для наблюдения.
Под вопросом оставалось: сколько еще человек ночевало в квартире, кроме хозяина? Впрочем, учитывая скромное телосложение Пашерова и то, что спал он один, можно было рискнуть. Конечно, идеальным вариантом для киллера был бы точный выстрел из хорошей винтовки: расстояние не так уж велико. Но Ласковин не был киллером. И не умел стрелять из винтовки с необходимой точностью. И еще желал побеседовать с господином Пашеровым раньше, чем отправит его в преисподнюю. Чтобы убедиться. И убедить себя.
«Трассу» Андрей наметил еще днем. Квартира Пашерова занимала часть четвертого этажа пятиэтажного дома. На крыше, прямо над окном спальни, очень кстати возвышалась телевизионная антенна. Двумя этажами ниже — балкон с каменной оградкой.
В общей сложности до земли — больше восьми метров. Если спуститься до балкончика — примерно три с половиной. Высоковато, но приемлемо. Андрей прыгал и с пяти. Правда, на землю, а не на асфальт. Итак, Ласковин спустится с крыши по веревке, свернет шею господину депутату, по веревке же доберется до балкончика, спрыгнет и очень быстро побежит к своей машине, номера которой (на всякий случай) залеплены грязью. Было бы неплохо, если б в машине его уже ждал напарник, готовый рвануть с места. Но можно управиться и одному. Не впервой.
Собственный план Ласковину нравился. Настораживало одно — окна на набережную. Человек, который выходит из подъезда не иначе как под прикрытием торсов трех телохранителей и даже на «великосветский прием» является в обществе «волкодавов», вдруг настолько «небрежен» у себя дома? Ведь то, что Ласковин не умеет стрелять из снайперской винтовки, еще не значит, что умельцев придется долго искать.
Наблюдать в бинокль за тискающими и облизывающими друг друга девушками, учитывая наложенную отцом Егорием епитимью, для Ласковина было немалым соблазном. Поэтому он наблюдал за Пашеровым. Господин депутат в чем мать родила развалился на подушках. Лицо его было задумчивым. Словно у критика, подсчитывающего количество строчек в рецензии.
Ласковин отложил бинокль и, встав, начал разминать мышцы. Он с удовольствием пробежался бы вверх-вниз по скату, но грохот кровельного железа переполошит всю округу.
Когда Андрей возобновил наблюдение, толстенького тела господина депутата почти не было видно в переплетении великолепных ног и не менее великолепных спин. Ласковин поспешно опустил бинокль и взглянул на часы. Без пятнадцати двенадцать. Есть время, чтобы поужинать.
Через десять минут Андрей уложил термос и обертки от чизбургеров в полиэтиленовый пакет и, стараясь ступать как можно мягче, направился к пожарной лестнице.
На крышу пашеровского дома Ласковин перебирался с соседнего здания, так что без шума не обошлось: понадобилось прыгнуть через четырехметровую щель с двухметровой высоты. И отчаянно цепляться за скользкие стыки, чтобы не загреметь вниз, в провал между домами.
Крыша над искомым окном была еще круче. Выручила антенна. Ласковин пропустил вокруг мачты трос, свободно, так чтобы можно было снять снизу, потянув за один из концов.
Подобравшись к краю, он глянул вниз. Каменный балкончик оказался прямо под ним. Совсем крохотный. В окнах пятого этажа горел свет. Плохо. Андрей как-то не подумал о том, что может быть замечен обитателями верхней квартиры. Ну, Бог даст — обойдется. Ноль сорок шесть. Рано. Пользуясь тросом, Ласковин взобрался на «гребень» и улегся с противоположной стороны, где не было ветра. Выждал еще сорок минут.
Свет в спальне Пашерова погас. Но его соседи сверху по-прежнему бодрствовали. Тротуар внизу был пустынен. Ласковин скрутил оба конца веревки, проверил, плотно ли сцепление ее с кожей перчаток. Очень важно побыстрей миновать пятый этаж.
Андрей еще раз посмотрел вниз, потом на мачту антенны (если она не выдержит — хор-роший полет получится!) и, оттолкнувшись от лепнины под козырьком-водостоком, прыгнул в пустоту.
Мелькнуло освещенное окно, спина женщины в пестром халате… Андрей сжал трос — рывок — мачта выдержала! — и маятником упал на стену дома, спружинив ногами. Хорошо получилось!
На некоторое время Ласковин завис, глядя между упирающихся в стену ног. Тротуар пуст, господин депутат спит. Отлично!
Ласковин еще раз оттолкнулся ногами: свободное падение, веревка легко скользит, затемненное окно пролетает мимо — хоп! — руки сжались, рывок вверх, выворачивающий плечевые суставы. Тоё!
Толчок бросил Андрея прямо в стекло, и он с маху ударил ногой.
Черт!
Вместо того чтобы рассыпаться, разлететься вдребезги, стекло спружинило, как толстый пластик.