Все здесь осталось по-прежнему, как было неделю назад, в день ее отъезда; все было знакомо, а потому успокаивало. Все снова казалось нормальным.
Но в тот же вечер, стоя у плиты, перемешивая лук и помидоры в кастрюле с томящимся чили, Джозефина внезапно вспомнила о Джемме, которая больше никогда не сможет насладиться едой, почувствовать аромат специй или вина и ощутить жар, исходящий от плиты.
Когда Джозефина наконец села и принялась ужинать, она с трудом проглотила несколько ложек, после чего аппетит исчез окончательно. Она просто сидела и смотрела на стену, на единственное украшение, которая сама туда и повесила, — календарь. Он свидетельствовал о том, с какой неуверенностью она обживалась в Бостоне. Джозефина так и не успела как следует украсить свою квартиру. Зато теперь я сделаю это, решила она. Детектив Риццоли права: пора стать хозяйкой положения и наконец-то сделать этот город по-настоящему своим. Я перестану бегать. Я должна сделать это ради Джеммы, которая пожертвовала для меня всем и умерла, чтобы я продолжала жить. Так что теперь я буду жить. Я обустрою дом, заведу друзей, возможно, даже в кого-нибудь влюблюсь.
И начну это делать прямо сейчас.
Дневной свет за окном сменился теплыми летними сумерками.
С загипсованной ногой Джозефина не могла выйти на обычную вечернюю прогулку, была лишена возможности даже как следует походить по дому. Поэтому, откупорив бутылку вина, она поставила ее возле дивана, села и принялась переключать телевизионные каналы — о существовании большинства из них Джозефина знать не знала, впрочем, все они были одинаковы. Красивые лица. Мужчины с пистолетами. Снова красивые лица. Мужчины с клюшками для гольфа.
И вдруг на экране возникла совершенно иная картинка; из-за нее рука Джозефины застыла на дистанционном пульте. Шли вечерние новости, и на экране появилась фотография молодой женщины — темноволосой и красивой.
— …Мумифицированное тело этой женщины обнаружили в Криспинском музее и идентифицировали. Двадцать пять лет назад Лорейн Эджертон исчезла из отдаленного парка в Нью-Мексико…
Это была Госпожа Икс. «Она похожа на маму, — решила Джозефина. — Она похожа на меня».
Рука сама собой выключила телевизор. Теперь эта квартира казалась не домом, а клеткой, а сама Джозефина напоминала себе безумную пташку, бьющуюся о прутья решетки. «Я хочу снова жить своей жизнью», — подумала она.
В конце концов, выпив три бокала вина, она заснула.
Когда Джозефина проснулась, за окном начало светать. Сидя у окна и наблюдая за восходом солнца, она гадала, надолго ли застряла в этих стенах. Это ведь тоже своего рода смерть — ожидание очередного нападения, очередной записки с угрозами. Она рассказала Риццоли и Фросту о почтовых отправлениях, адресованных Джозефине Соммер, о тех вещественных доказательствах, которые она — увы! — разорвала на мелкие кусочки и спустила в канализацию. Теперь полиция следила не только за квартирой, но и за почтой Джозефины.
Следующий шаг был за Брэдли Роузом.
Утро за окном становилось все светлее. Мимо с грохотом проносились автобусы, бегуны начали нарезать круги по кварталу, многие уже направлялись на работу. Джозефина наблюдала за тем, как день набирает обороты, как игровая площадка заполняется детьми и как нарастают послеполуденные пробки.
Вечером она поняла, что больше не выдержит. Все продолжают жить как жили, подумала она. «Все, кроме меня».
Джозефина сняла трубку и набрала номер Ника Робинсона.
— Я хочу вернуться на работу, — заявила она.
Джейн разглядывала лицо Нулевой Жертвы — женщины, которой удалось уйти.
Эта фотография Медеи Соммер была взята из ежегодника Стэнфордского университета, где та училась двадцать семь лет назад. Она оказалась темноволосой и темноглазой красавицей с изящно вылепленными скулами, а еще Медея была поразительно похожа на свою дочь Джозефину.
В действительности Брэдли Роуз охотился именно за тобой, подумала Джейн. За женщиной, которую он и его партнер Джимми Отто так и не смогли поймать. А потому коллекционировали суррогаты — женщин, похожих на Медею. Но ни одна из них не была Медеей, ни одна не могла сравниться с оригиналом. Они продолжали охотиться, продолжали искать, однако Медея и ее дочь умудрялись на шаг опережать их.
До истории в Сан-Диего.
Чья-то теплая рука опустилась на плечо Джейн, и она резко выпрямилась на стуле.
— Ого! — рассмеялся ее муж Габриэль. — Хорошо, что ты без оружия, а то ведь запросто могла бы меня пристрелить. — Он опустил Реджину на кухонный пол, и та вперевалку отправилась играть со своими любимыми крышками от кастрюль.
— Я не слышала, как ты вошел, — ответила Джейн. — Быстренько вы вернулись с игровой площадки.
— Просто погода на улице не очень. Вот-вот начнется дождь. — Склонившись над плечом жены, Габриэль посмотрел на фотографию Медеи. — Это она? Мать?
— Говорю тебе, эта женщина — и впрямь настоящая Госпожа Икс. Помимо документов из колледжа мне толком ничего не удалось нарыть.
Усевшись, Габриэль проглядел несколько документов, касающихся Медеи, — Бостонскому полицейскому управлению пока удалось обнаружить только их, однако по ним можно было составить лишь весьма схематичный портрет молодой женщины, больше напоминавшей тень, чем живое существо. Габриэль нацепил очки и, откинувшись на спинку стула, принялся читать документы из Стэнфордского университета. Его очки в роговой оправе были новым приобретением — в них он больше походил на банкира, чем на агента ФБР, умеющего пользоваться оружием. Даже после полутора лет брака Джейн не уставала наблюдать за ним, смотреть и восхищаться — так, как это было сейчас. Невзирая на громовые раскаты на улице и на шум, который, бряцая крышками, устроила на кухне Реджина, его внимание, словно лазерный луч, сконцентрировалось на бумагах.