— А ты что скажешь? — спросил у него Тиг. Парень сидел откинувшись назад, его грузное тело покоилось на широком заду. Он прикрыл рукой глаза от покрытого тонкой дымкой солнца, которое светило из-за плеч всадников, столпившихся перед ним. Он вглядывался в них своими маленькими глазками с некоторым смущением. Он думал, как лучше ответить на вопрос, который был обращен к нему. Все, о чем он думал, отражалось на его рыхлом лице.
— Почему? Это же совсем не там, — наконец сказал Трендель, глядя на Стоброда. — Наоборот, с этой стороны. Ты же знаешь. На Большом Топоте. Меньше трех миль вверх от Чертова ручья. Вы доходите до него, и там есть лесок из гикори на склоне справа. Под ними все усеяно шишками, которые лущат белки. Белок там пропасть. Их можно убить камнем. Карабкаетесь прямо вверх по тропе через эти гикори к скалам, а потом по их склонам вверх. Там впадина в скале, большая такая, точно сеновал на конюшне.
— Премного обязан, — сказал Тиг. Он повернулся и взглянул на двух больших темных всадников; едва видимая тень появилась в уголке его рта. Затем качнулся вперед, его седло скрипнуло, он перекинул ногу через спину лошади и спешился.
Остальные последовали его примеру.
— Мы присядем к вашему костру, если вы не против, — сказал Тиг, обращаясь к Стоброду. — Позавтракаем с вами. Приготовим и поедим. И потом мы послушаем, как вы, ребята, играете. Посмотрим, чего вы стоите.
Подбросив веток в костер, мужчины из отряда уселись вокруг него, как будто все они были приятелями. В их переметных сумках оказалось огромное количество замороженных сосисок — твердых и скрученных кольцом, как чьи-то внутренности. Им пришлось разрубать сосиски на куски маленьким топориком. Они положили эти куски на плоский камень у края костра, чтобы те оттаяли, а потом проткнули их палочками и стали жарить над огнем.
Костер вскоре разгорелся, пламя поднималось высоко, угли раскалились докрасна, внутри образовался толстый слой белого пепла. От него шло так много тепла, что Трендель расстегнул куртку, затем рубашку, без всякого смущения выставив напоказ бледную грудь. Он ничего не чувствовал в этот момент, кроме тепла, товарищества и запаха готовящейся пищи. Он с минуту смотрел на банджо, казалось восхищаясь его формой, добротностью материала, из которого оно сделано, словно никогда не видел инструмент прежде. Ему нравилось любоваться его очертаниями почти так же сильно, как и играть на нем. Вскоре глаза Тренделя затуманились и закрылись; он сидел, грузно развалясь на широком заду, так что перед ним бугрились рулоны его белой плоти. Он был скульптурой, вырезанной из нутряного сала.
— Отключился, — сказал Стоброд.
Тиг вытащил бутылку с виски из кармана сюртука и протянул ее Стоброду.
— Для тебя не слишком рано? — спросил он.
— Я уже давно начал, — сказал Стоброд. — Когда не спишь, а только пару раз покимарил за несколько дней, вряд ли можно сказать, что сейчас слишком рано.
Он взял предложенное виски, вытащил пробку и приложил бутылку ко рту, и, хотя качество спиртного было довольно заурядным, проявил вежливость: почмокал, резко выдохнул и кивнул в знак одобрения.
— Почему же ты не спал? — спросил Тиг.
Стоброд объяснил, что они играли в карты в течение нескольких дней и ночей с какими-то жуликами, не упомянув о том, что это было в пещере, где скрывались дезертиры.
Карты, петушиные и собачьи бои, игра в кости. Любое, на что можно заключить пари. Заядлые игроки приходят в большой раж из-за пари. Некоторые бывают в такой лихорадке, что, выиграв шляпу с вашей головы, сразу же заключат пари на ваши волосы. А если уже нет ничего, из-за чего можно биться об заклад, они готовы поставить деньги даже на то, с какой ветки снимется стая птиц. Стоброд похвастал, что он даже выиграл, что было чудом в такой компании.
Тиг соединил костяшки пальцев вместе и сделал движение, как будто листал большими пальцами карты в колоде.
— Ну ты даешь, — сказал он.
Сосиски разбухли, из них сочился жир, который, капая на раскаленные угли, тихонько скворчал. По-видимому, они уже поджарились. Все мужчины, кроме Тренделя, который все еще спал, ели их, откусывая прямо с палочек, на которые они были насажены. И когда они съели все, Тиг, посмотрев на скрипку и банджо, спросил:
— Умеете играть?
— Немного.
— Тогда сыграйте мне что-нибудь.
Стоброд не слишком хотел играть. Он устал. И он знал, что его слушатели вовсе не думают о музыке, у них полностью отсутствует то, что необходимо, чтобы любить ее. Но он все равно взял скрипку и провел ладонью по струнам, сразу определив по их звучанию, какой колок подкрутить.
— Что вы хотите услышать? — спросил он.
— Не имеет значения. На твое усмотрение. Стоброд протянул руку и тряхнул Тренделя за плечо. Парень пришел в себя, его маленькие глазки приоткрылись. С явным усилием он пытался понять, зачем его разбудили.
— Они хотят, чтобы мы сыграли какую-нибудь песню, — сказал Стоброд.
Трендель, ничего не говоря в ответ, размял суставы, погрев руки у костра. Затем взял банджо, подкрутил колки и, не ожидая Стоброда, проиграл несколько аккордов к «Синди». Когда он заиграл, валики жира на его груди и животе запрыгали в такт бренчанию, но, когда он дошел до того места, откуда мелодия должна повторяться, аккорды рассыпались, он увяз и остановился.