О прочем в его жизни только и остается нам судить по тому, что человек сей отрекся даже от имени-отчества своего, да и от фамилии тоже. Принимайте, мол, меня таким — вне имен и названий. Муни. Отшельник.
В его отшельничестве было спокойно-усталое: да пошли вы все.
2.
Как жизнь обычных людей измеряют в годах, так жизнь Имярека Имярековича НетСурьеза можно измерять в Идеях. Мы не станем тревожить те, которые довели его до изгнания из НИИ п/я …, затем до психушки и завершились пребыванием на Катагани-товарной в качестве сцепщика. Начнем с тех, какими он утвердил себя… попутно и восстановил многих против себя — в НИИ НПВ.
Он слонялся везде, покуривал, посматривал, послушивал — не спеша ни подключиться к какому-то делу, ни присоединиться к чьему-то замыслу. Побывал в зоне у «полигона Будущего Материка», на НПВ-баржах внутри его, на ВнешКольце и на КапМостике, на верхотуре — от трен-зала по обновленную ГиМ-2.
(2а.
Он заглянул в Лабораторию Ловушек на уровне К110, как раз когда Миша Панкратов и Дуся Климов развивали только что родившуюся идею Транспортировки по Многим Площадкам. ТМП, сразу и абревиатуру дали.
Предложил ее Миша взамен перевозки взятых в горах утесов вертолетами в Ловушках-схронах — и право, она была неплоха.
— Раз мы берем что угодно через облака на дистанции в сотни километров, то это взятое, вышеупомянутое… будь то валун, банк или железнодорожный состав, не играет роли, — единым духом выдавал Михаил Аркадьич, стоя с мелом возле доски, — то вывалив его из Ловушки, точно так можно взять другой Ловушкой с расстояния в сотни километров через облака…
— Если они будут где надо, — вставил Климов. — Между этой площадкой и той Ловушкой.
— Естественно, — согласился Миша. — Но сейчас осень, октябрь. За облака и тучи можно не волноваться. И тогда смотри… — он принялся рисовать мелом на коричневой поверхности зазубрины слева, круг на палочке справа, извив в середине внизу, два облакоподобных овала вверху; соединил через них двумя дугами левую и правую части. — Вот горы, вот Овечье с ЛОМами, вот НИИ… а вот подходящие облака. Берем камень… кладем на площадку в Овечьем… Ловушка около НИИ чрез свое облако берет его…
— Зачем ОКОЛО — прямо на краю ВнешКольца ее и ставить!
— Правильно! Тогда та же Ловушка и опустит взятый валун на полигон. Никаких схронов, главное, никаких вертолетов… А!
Это победное «А!» было адресовано не столько Климову, кой уже внес свой вклад в идею ТМП, сколько НетСурьезу. Он стоял, смотрел, покуривал сигарету; потом усмехнулся:
— Вы те самые два тонущие ростовщика. Нет, серьезно.
— Какие ростовщики, где тонут?
— В пруду. Нет, ну, там был один. Все тянут руки, кричат: «Давай!» — а он не дает. И тонет. Насреддин понял его натуру, протянул руку со словами: «На, бери!» — и тот сразу ухватился.
— Ага… — скучно взглянул на него Климов. — Мы тонущие ростовщики, ты Ходжа Насреддин. Возмутитель спокойствия. Ну, валяй, протягивай руку и говори «На!» Я не гордый, я возьму.)
(2б.
Стоит заметить, что такому повороту разговора — с явным вниманием к реплике только что пришедшего человека, да еще и новичка — кое-что предшествовало. НетСурьеза, вопреки его кличке, уже принимали всерьез. Миша Панкратов так наверняка.
Ну, прежде всего, то его «рацпредложение» на Катагани-товарной: не таскать радиоактивный эшелон, а оставить на месте, сам высветится. Так и вышло. Затем последовало еще более крупное — в первый же день работы в НИИ (он, правда, длился для Имярека более пяти суток… человек, что называется, дорвался); настолько крупное, что оно, если говорить прямо, породило Ловушки следующего поколения, ЛОМДы — Ловушки-миллиардники.
— Надо это… 20-метровые цистерны, — сказал он раздумчиво Панкратову, понаблюдав в мастерской сотого уровня за сборкой ЛОМов. Там в жерла «максутика» как раз вставляли и крепили метровой длины цилиндр, 2-ю ступень; его потом и заряжали самым крутым К-пространством, чтоб потом упрятать туда 50-метровый утес. — На сто двадцать тонн бензина, они же 120 кубов… на восьмиосных платформах. Ну, платформы, понятно, долой. Видел такие?
У него была скверная манера говорить не слишком доходчиво и не совсем внятно — будто всем наперед должно быть понятно и известно то, что ясно ему и что он знает. С полуслова.
— Может, и видел, не припомню, — отозвался Панкратов. — Так что?
— Так… сколько в нее, цистерну, влезет, во вторую ступень-то… против этих цилиндриков. Только вставлять в «максута» придется не так. Засовывать К-языком.
Миша смотрел на него с не меньшим интересом, чем тогда на станции, когда сцепщик в замасленной фуфайке начал изрекать насчет «осколочных» изотопов и их ускоренного высвечивания. Ну, тип, ну, башка!.. Панкратову вполне хватило этих невнятных фраз: все верно.
Ну, тип, ну, башка!.. Панкратову вполне хватило этих невнятных фраз: все верно. Да, они помещали эти цилиндры в трубы «максутиков» потому что так было привычно и удобно: меньшее в большее. Но возможность поместить БОЛЬШЕЕ в МЕНЬШЕЕ осталась неиспользованной — а на то и НПВ, на то и Ловушки! Ведь этот цилиндр после введения К-пространства в первую ступень Ловушки обращался там в светящуюся иголочку. Так что места там явно хватит и для цистерны. А они пренебрегли. И вот, пожалуйста, свежий человек со свежим взглядом ткнул его носом.
— Там на Катагани-товарной я видел на крайнем запасном, — продолжал НетСурьез как ни в чем не бывало, — в другую сторону от нашего эшелона… составчик таких. Цистерн пятнадцать, все восьмиосные… Вроде порожняк. Так может, съездим?