— И что мы в итоге возьмем? Вспомните о геотермальном градиенте: тридцать градусов на километр… Псевдо-ученые сейчас чирикают о потеплении от парникового эффекта, озонового слоя. Все проще. Мы, наша цивилизация тараканы на раскаляющейся сковородке. В форме шара. Накаляет ее усиливающийся радиоактивный распад. От него и этот градиент. Так что возьмем мы из глубин планеты раскаленную радиоактивную лаву… и что мы с ней будем делать?
— Еще и вулканы ее оттуда забьют, извергнутся. Уничтожат все живое.
Так выявилась главность и неразрешимость проблемы вещества.
Все наличествовало:
— МВ-солнца, возможность отрегулировать их не только по «дням», но и по сезонам; обеспечить на будущей Атлантиде зиму и лето, времена года;
— ВнешКольцо с прецезионным слежением за всем, что под ним;
— Ловушки-монстры К8640 по углам полигона, обеспечивающие соответственное сжатие физического пространства-времени,
— и тысячекилометровые пространства с сумеречной дымкой вдали и солнцем в окружении звезд, всякий день новым…
— даже К-календарь с «пеценями», «сашенями» и «шаренями».
Все было — ничего не было. Внутри К-полигона это великолепие обслуживало две НПВ-баржи (ржавые, речные, тяп-ляп-приспособленные), несколько утесов с аппаратурой да титановый поддон, «полигон-корыто». И все.
Атлантида не вышла. Делали то, что в руки давалось, самообольщаясь во всю: мы-ста! То, что дозволено было.
Не пришла в головы к нужному времени нужная идея, как надеялись. Хуже того, вместо нее пришла иная. Хоть это и не вошло в поговорку, но и самая плохая мысля тоже приходит опосля. Та, что пришла сейчас, была не «мысля», а просто сволочь:
— если б заранее знали весь масштаб Проблемы вещества, знали, что столкнутся с такими сложностями-медленностями (при всей-то их К-технике), то не начинали бы это дело вообще; оно не имело смысла.
— Ваша доктрина опережающего К-мышления, Виктор Федорович… — медленно сказал Мендельзон; он сидел в плетеном кресле-качалке у самой воды, — или точнее, может быть, слепого К-действия, опережающего мышление, на проверку оказалась простым старорежимным русским авосем… — Откинулся в кресле и со вкусом добавил: — Лапотным.
Буров побагровел, но смолчал. Что он мог сказать?
Молчали и другие. Одно слово, один эпитет — а как емко обрисовалось все. Так оно и есть, при всей их технике и псевдо-знаниях.
… Бредут мужички с котомками и в лаптях. Неведомо куда. То ли дойдут, то ли нет. Авось там будет удача, добыча, заработок… а может, и нет.
Авось там будет удача, добыча, заработок… а может, и нет. Смерды. До сих пор не выяснено, что от чего происходить: слово «смердеть» от «смерды» или наоборот.
Все есть — ничего нет. Растерянность, усталость.
Они были крепко ушиблены Проектом К-Атлантиды. Видели и чувствовали, как иная Вселенная дает свет и тепло на полигон; свет и тепло, источник Жизни. Только оживлять там было нечего: несколько «островов»-камней да куча металлолома.
ТРЕХГЛАВИЕ О НЕТ-СУРЬЕЗЕ
Глава восемнадцатая. День Эшелона
Политизация общества суть форма социальной
психопатии. Осложнения ее — «митингит» и «демонстрит».
К. Прутков-политик
1.
День текущий 9.6215 окт
10 октября 14 ч 55 мин Земли
372-й день Шара
N = N0+642163417 Шторм-циклов МВ
54-й день Дрейфа галактики М31
(58-я гал. микросекунда)
22657-е МВ-Солнце над полигоном
10+14 окт 22 ч уровня К24 (приемная)
… добела раскаленное острие башни
вонзалось в тьму Шара
в нем мощно жила иная Вселенная
рядом — и недостижимо далеко
в их власти — и властвовала над ними
История с радиоактивным эшелоном замечательна более не сама по себе, а тем, что привела в НИИ НПВ человека, без которого, вероятно, события здесь (а тем и в местах куда более обширных) развивались бы совсем иначе. Гораздо скромней и умеренней, честно говоря, развивались бы они. Как бывают поворотные (и даже переворотные) события, так бывают и поворотные люди.
Слухи о необыкновенных исчезновениях в Катагани и окрест росли и ширились. Правоохранители отказывались открывать дела «по факту хищений» в силу немыслимости такого факта: чтоб склад товаров, например, или вагоны с рельс улетели за облака. Страховые общества соответствено отказывали в выплате страховок.
Ввизит Страшнова показал, что есть и среди краевой верхушки человек, который понимает что к чему. Явился Виктор Пантелейонович как частное лицо; он нынче был в тени (хотя и с авторитетом среди своих выдвиженцев), состоял в правлении энергетической компании; пришел представлять ее интересы.
Уклонился от посещения директора Любарского, разыскал Бурова и Панкратова (коего, опытный человек, приметил еще в том совещании на проходной как вероятного лидера, заводилу), заговорил прямо:
— Не знаю, как вы это делаете, но в том, что работа ваша, от НПВ — уверен. В своей фирме я порекомендовал прикрыть все ценное металлическими листами и сетками, а их заземлить.
— О! — сказал главный инженер Буров. — Грамотно.
И больше ничего не сказал. Молчал и Панкратов, понимая, что в этой ситуации каждое слово тот самый «не воробей»: вылетит, а потом тебя поймают. Речь продолжил Страшнов.
В обмен на непредание огласке требовалась вот какая услуга. На Катагани-товарной стоит небольшой, всего на десяток платформ состав. В нем, в контейнерах, груз отходов от работы оборонных реакторов из центральной России; точный адрес неуместен. Обычно такие составы следовали в Среднюю Азию, груз захороняли в пустыне на надлежащей глубине. Но теперь средне-азиатские братские республики суть суверенные державы — и не хотят. Т. е. соглашаются, но за немыслимые деньги; а денежки теперь не казенные, а свои. Фирмы.