Мило играл роль гостеприимного хозяина и пытался поддерживать беседу. Его настроение существенно улучшилось. Бунты наконец?то все были подавлены, работы с аппаратом Робина шли точно по расписанию. Он так был доволен, что милостиво разрешил Джен и Робину присутствовать на его обеде. Им прислуживали Киш и Шен. Джен сама убедила их перейти на службу к Мило. Вне тепличных условий Небесного Ангела им было не выжить.
— Элои мне не понятны, — сказала Джен. — У них есть возможности помочь людям, а они ушли в мир иллюзий.
— Их мир не более иллюзорен, чем твой, дорогая моя, — весело возразил Мило. — У них просто другая цель в жизни. У тебя цель — что?то сделать в этом мире, а у них — достичь определенного душевного состояния. Люди издревле делились на эти две категории. Те, что много занимались собой, уходили в монастыри, чтобы впасть в нирвану, например, или чтобы слиться в одно целое с Богом…
— Только не надо лекций, Мило, — поморщилась Джен. — Не порти нам аппетит.
С лица Мило сразу сползла маска добродушия. Он отвернулся к Робину.
— Послушай, сначала я подумал, что твоя машина — обыкновенная дешевка, но теперь, познакомившись с ней поближе, вижу, что ошибся. Это не просто продукт Старой Науки, это порождение Науки Новейшей! Неужели элои не утратили навыков инженерной работы?
Робин отрицательно покачал головой.
— Нет, это работа не элоев, а их программ.
И он объяснил, как уже объяснял герцогу, что элои, перед тем как стать элоями, разработали самообучающиеся программы и вручили им свою судьбу.
Мило покачал головой.
— Они, значит, кайфуют, а программы за них работают. Нехорошо. Как ты думаешь, можно будет с ними договориться?
— С программами? Сомнительно…
— Ничего, — махнул рукой Мило, — я уверен, что найду способ.
— Я не понимаю, Робин, как ты уцелел? — спросила Джен. — Почему тебя не уничтожили, когда обнаружили отклонения в развитии?
— Не разрешила Этическая Программа.
— Этическая Программа?
— Да, элои разработали Этическую Программу перед тем, как превратиться в элоев.
— Зачем?
— Этическая Программа следит за элоями и не допускает антиобщественных поступков. Ведь у них нет никаких барьеров против абсолютного индивидуализма. Кроме того, Этическая Программа следит за разного рода вещами типа того, чтобы, например, все человеческие зародыши, с которыми производятся эксперименты, не доживали до пятинедельного возраста, определенного Организацией Объединенных Наций…
— ООН?! — вскричал Мило. — Ну и ну! Почти полтысячелетия прошло, как ООН распалась, а ее правила все еще действуют!
— Элои были честными, добросовестными учеными… до того, как стали элоями. И вели себя как им подобает до самого конца.
— Если они такие хорошие, то почему не помогли людям? — спросила Джен.
— Сам я точно не знаю, но обучающие программы рассказывали мне, что ученые решили, что все погибло (и в этом они не сильно ошибались: вспомните время сразу после Генных войн) и что их существование как ученых и представителей человечества лишено всякого смысла, и поэтому им остается только позаботиться о себе. Но перед уходом в иной мир они заложили в программы свои благородные принципы, и в результате меня не уничтожили в зародыше, потому что, когда обнаружилась моя нестандартность, мне уже было больше пяти недель от роду. Этическая Программа запретила модифицировать меня, пока я не достигну зрелости и пока не смогу сам выбрать свою судьбу. Я, конечно, отказался от высокой чести вступить в общество элоев.
— То есть, ты остался жить по чистой случайности? Это значит, что комплекс сложнейших программ дал сбой? Маловероятно! Что?то здесь не так…
Робин пожал плечами.
— Это все, что я знаю. Больше ничего не могу добавить.
Мило яростно почесал затылок.
— Ну что ж, какова бы ни была причина сбоя, у нас у обоих есть повод порадоваться ошибке программ, которая привела к твоему появлению на свет.
Мило повернулся к Джен.
— А как ты? Тоже небось рада, а?
И он посмотрел на женщину таким масляным взглядом, будто грязью измазал.
— Им нужен ты.
— Я? Зачем? — притворно удивился герцог. — Вы разве не сказали им, что я низложен?
— Мы сказали, — печально произнес принц Дарси, — но они отказались разговаривать с женщиной. Мусульмане, что с них возьмешь…
— Ну а ты? Или ты уже не мужчина?
Принц Дарси вспыхнул, но сдержался.
— Меня они тоже всерьез не воспринимают. По их мнению, я — мальчишка и… калека.
— То есть я для вас с матерью должен таскать каштаны из огня? С какой стати? — усмехнулся герцог и скрестил руки на груди.
Принц прокашлялся и тихо произнес:
— Они требуют твоего восстановления на троне.
Герцог откинул голову назад и торжествующе рассмеялся.
— Теперь понимаю, почему ты пришел один. Твоя мамаша, наверное, от ярости заболела. Ну хорошо, я принимаю твои извинения. Накажу вас потом. — Герцог встал с кровати. — Сейчас я немедленно лечу на «Меч Ислама» и посмотрю, что можно исправить.
Очень медленно, будто это стоило ему напряжения всех душевных сил (так оно и было на самом деле), принц склонил голову:
— Да, сир.
Через час герцог сидел перед Эль Рашадом. От его торжества не осталось и следа. За трон ему предстояло заплатить слишком большую цену.