И в это время в палатку возвратился мой муж. Я так и не узнала, забыл ли он что-то или просто передумал и не пошел на пирушку… Он не заподозрил дурного. Входя, он услышал мой смех и решил, что мы с Рориком мирно беседуем. Он приветствовал его как друга. Рорик обернулся к нему с кинжалом в руке. Если бы это был честный бой, у него не было бы против Ральфа ни единого шанса. Но в тот день он застал Ральфа врасплох. Тот не успел даже удивиться. Рорик ударил его в сердце.
Ты только представь себе это!.. Мой муж мертвым лежал на земле, а передо мной стоял его убийца. Моя ярость и обида сменились ледяным бешенством. Я приняла решение. Когда Рорик подошел ко мне, я притворилась, будто готова ему уступить. Он начал срывать с меня одежду и так спешил, что даже не снял пояса с мечом. Я схватила меч одной рукой, а другой что было сил оттолкнула Рорика прочь. И прежде чем он понял, что происходит, — снесла ему голову с плеч. После потери мужа это, конечно, было ничтожное утешение. Однако я исполнила долг мести, и исполнила быстро.
— Ты решительная и смелая женщина, — с уважением проговорил Конан. — Стало быть, теперь этот Этцель помешался на мести?
— Еще как! — усмехнулась она. — В тот момент он ничего не мог сделать. Он, конечно, обвинил меня в убийстве и особенно напирал на то, что я-де совершила его во время священного перемирия. Однако вожди рассудили по справедливости. Во-первых, Рорик был повинен в святотатстве, всяко наказуемом смертью. И во-вторых, как бы то ни было, он убил моего мужа и тем самым первым начал кровопролитие. Этцель пытался представить дело таким образом, будто мы с Ральфом сговорились убить его мальчика и Рорик якобы сразил моего мужа, защищая свою жизнь. Вожди этому не поверили. Многие из них любили моего мужа, и даже те, кто с ним не дружил, знали, что на грязное убийство он не способен. И потом, кто поверил бы, что какой-то там Рорик мог бы справиться с Ральфом, если бы тот загодя изготовился к бою?.. Кончилось тем, что я подтвердила истинность своих слов клятвой, данной в присутствии самого Царственного Быка. После этого ни у кого не осталось больше сомнений.
Вот с тех самых пор и идет нескончаемая война между племенем Этцеля и моим. У него больше воинов, чем у меня, но дать открытую битву он не решается. Он предпочитает сжигать и грабить деревни. Ты сам видел, что от них остается…
— Печальная история, — посочувствовал Конан. — Надеюсь, ч конце концов ты одержишь над Этцелем верх. Твое дело правое.
Он отрезал себе кусок хлеба и положил сверху пласт дымящейся оленины.
— Спасибо тебе за добрые пожелания, воин, — сказала Эльфрид. — Но мне хотелось бы получить от тебя… нечто более весомое.
И она махнула рукой мальчику, веля ему наполнить рог Конана пивом.
— А именно, госпожа моя? — осторожно спросил киммериец.
Она ответила:
— Я выросла воительницей. Я была замужем за одним из величайших воинов Пограничного Королевства. Поэтому, когда я вижу перед собой воина, я с первого взгляда могу сказать, чего он стоит. Я успела понять, что ты превосходишь любого из воинов моей дружины. И к тому же сведущ в командовании.
И к тому же сведущ в командовании. Ты сам сказал, что зарабатываешь на жизнь наемничая. Вот я и решила нанять тебя. Я поставлю тебя во главе моих воинов, так что подчиняться ты будешь одной только мне. Мы с Этцелем неминуемо столкнемся лбами, и произойдет это скоро. Он давно уже донимает нас мелкими наскоками и почти созрел для последней решительной схватки. Я знаю, что он намерен взять меня живьем и предать смерти каким-нибудь особенно жестоким и унизительным способом. Ну уж этого я ни в коем случае не допущу. Я скорее своей рукой убью и себя, и свою дочь. Но если моих людей поведешь ты, я могу еще выиграть. Мои воины с радостью пойдут за тобой в битву: ты прирожденный вождь, и они это чувствуют. Как бы преданно они меня ни любили, — добавила она с кривой усмешкой, — мысль о женщине-полководце полного доверия им не внушает…
Конан хмуро уставился в свой рог, неожиданно лишившись всякого аппетита. В любое другое время он с величайшей радостью принял бы предложение. Отчего бы не оказать помощь обиженной стороне? Он всегда, когда мог, с удовольствием восстанавливал справедливость. И в особенности — ради прекрасных глаз очаровательной женщины. Война же с малолетства была его ремеслом; он нимало не сомневался, что сумел бы заставить врагов Эльфрид отступить. А может, даже и разгромил бы их наголову.
Единственное, чем он не располагал, — это временем. Он мучительно задумался, соображая, как бы выкрутиться из положения и не потерять при этом лицо.
— Я здесь чужак, госпожа моя, — проворчал он наконец. — Неужели твои люди потерпят, чтобы им приказывал чужестранец?
— Это даже и к лучшему, что ты не из наших, — был ответ. — Это значит, что ты не возымеешь честолюбивых желаний заделаться вождем вместо меня. К тому же у нас есть обычай: женщина, утратившая родственников мужского пола, избирает себе рыцаря, на которого и возлагается обязанность защищать ее от возможных насилий. Так что воины отнесутся к твоему назначению как к должному.