— Спасибо тебе, Иван Михайлович, на добром слове, — кивнул Зверев.
— Тебе спасибо, княже. Великое дело вершишь. Никому доселе столь славно оно не удавалось.
Дьяк поклонился, отошел.
— Так что, друже? — поинтересовался боярин Кошкин. — Когда братчину навестишь? Завтра али в субботу?
— Думаю, Иван Юрьевич, — вздохнул Зверев. — Думаю, что месяца через два.
Вернувшись к себе на подворье, князь с немалой тоской осмотрел весьма похорошевшее хозяйство. Дом с выправленной крышей, аккуратно выкрашенным крыльцом и сверкающими слюдой окнами, замощенный темными досками двор, из каждой трубы струится слабый дымок. Жить бы да жить… Вот только на хозяйстве лишь хваткая Варя, старый ярыга да Мефодий, что как раз, судя по звукам, задает сено в конюшне. Небогато для организации нового похода.
Постукивая посохом, Андрей поднялся на крыльцо, скинул изрядно надоевшую шубу на перила. Присел рядом, смотря на двор. Хлопнула дверь, на воздух вышла приказчица. Неуверенно остановилась:
— Чего в дом не идешь, княже? Обед тебе наливать, али сыт?
— С одним холопом всеми делами, боюсь, не управиться… — пробормотал Зверев. Он взвесил в руке полученный от Висковатого кисет, отпустил узел, растянул горловину. Вместо ожидаемого серебра в кошеле матово блеснуло золото. Андрей расхохотался: — Иногда нашего государя я просто обожаю!
— Ты о чем, княже?
— О делах государевых, Варенька, о заботах земли русской. Собирай сына в дорогу, с собой я его забираю. Одного холопа мало будет, коли круглые сутки глаз нужен — за добром и чужаками следить.
— Как это собирать?! — возмутилась женщина. — Он тебе что, слуга?! Не пущу!
— Как не пустишь, коли страна наша помощи его требует? — не понял Андрей. — Он мне нужен. Дорога дальняя, каждая душа на счету.
— А случится что? — Варя вскинула пальцы к губам, словно торопясь остановить вырвавшееся слово. — Он у меня един, кровинушка. А у вас, служивых, что ни поход, все кого-то раненым али увечным возвращают! Не пущу. Тут у меня будет. Он тебе не холоп, животом рисковать не нанимался. Тут в покое обождет. Опять же стены дома твоего красить надобно. Опрятности ради, и чтобы не гнил по венцам нижним. В хозяйстве дело завсегда найдется.
— Ты кого родила, Варенька? — вскинул на нее глаза Зверев. — Мужа русского — али червяка земляного? Коли смерд жалкий и трусливый, пусть при юбке твоей сидит, самое дело. А коли мужчина, коли человек русский, коли сын мой кровный, то доля его — сабля острая да рогатина у седла. Не нам за юбками от судьбы хорониться. Не для того рождены.
Князь поймал ее за пояс, притянул к себе и жадно поцеловал в горячие губы. Но, отпустив, повторил:
— Собирай. Я на торг пошел, другу одному проклятому подарок подберу.
И лошадей куплю. На рассвете в путь.
Вечер прошел в хлопотах: путь предстоял не близкий, только верхом дней десять. Нужно было приготовить чистое исподнее и кафтаны, проверить лекарственные снадобья, прихватить запасную обувь и теплую поддевку на случай непогоды, уложить сушеное мясо и муку — на случай, коли иной еды не найдется, — сало и солонину приготовить для обычных привалов, испечь пироги на первые несколько дней. Все это время Варя молчала, а счастливый Андрейка носился туда-сюда, всячески стараясь ей помочь, но больше мешая. Он успокоился, только получив от Зверева в подарок новенький поясной набор: две ременные сумки, кошель с полугрошем и два ножа — маленький для еды и большой для прочих надобностей. Забившись где-то в укромное место, он принялся изучать обновку, и до самой ночи мальчишку уже не видели.
Только уложив сына спать, Варя пришла в княжескую опочивальню и скромно уселась на лавку у стены.
— Дней через семь-восемь придет Никита с холопами и еще смердами, коих я из полона выкупил, — сказал ей Андрей, пересчитывая у бюро оставшиеся царские деньги. — Чует мое сердце, разминусь я с ними. Не знаю, сколько. Некоторые, думаю, по домам разойдутся. В общем, можешь всех для нужд по хозяйству направлять. Кто уйдет — их воля. Кто останется… Стало быть, идти некуда. Не гони. Здесь я тебе десять рублей отложил, больше не…
— А вдруг случится с ним что, княже? — перебила его приказчица. — Как же я тогда, с кем останусь?
Зверев остановился, потом сгреб широким махом все золото в кучу, поднял крышку, подошел к ней.
— Что тогда, Андрей Васильевич? Что будет тогда?
Князь подступил, подхватил ее на руки, закружил по комнате, потом резко остановился возле свечи, заглянул в лицо.
— Ты чего, княже? — обхватила его за шею женщина.
— Первая любовь не уходит, Варя, — признался он. — Никогда.
Крутанул ее еще несколько раз, а потом аккуратно опустил на перину.
* * *
С утра снова началась скачка. Четыре часа с утра, два часа отдыха, еще четыре часа скачки, ночлег — и с утра все сначала. Отклонения от обычного походного марша Андрей допустил только два раза. В первый день — на свежих лошадях — они шли, пока было светло, а на девятый — потому что дорога заканчивалась, и беречь силы скакунов больше не требовалось.
Седьмого мая, отправив Мефодия продавать коней, Андрей пошел вдоль торговых причалов, спрашивая самый быстрый корабль. Указали ему, естественно, на тощие, как селедки, одномачтовые речные ушкуи в двадцать шагов длиной и всего пять — шириной. С первым хозяином Зверев не сговорился, потому как тот ждал товара, второй запросил слишком много, и только с третьим они сторговались промчаться до Крыма и обратно с пустыми трюмами, никуда не заходя и без своих, местных, гребцов.